Еще два обстоятельства не переставали ее беспокоить и наполняли непреодолимой тревогой: темнота и Джейкоб Мейер. Пожалуй, теперь темнота для нее была даже страшнее. Существование в этом жутком мраке, в котором огонек их единственной лампы казался затерянной в безбрежной ночи звездочкой, представляло для нее такой ужас, о котором невозможно составить представление тому, кто этого не испытал. Вдобавок Бенита берегла свой небольшой запас светильного масла и зажигала лампу только в случае крайней необходимости. Этот больной старик, эти оскаленные черепа, эта мертвая тишина и безмолвие, а там, снаружи, угроза жалкой смерти от рук Джейкоба Мейера! Но его не было видно, только раз или два Бените показалось, что она слышит его голос, что-то яростно кричавший по ту сторону заграждения. Пытался ли он без всякой надежды на успех разобрать преграду или боялся браться за это, чтобы не получить пулю в лоб, но только его совсем не было слышно, так что в конце концов она перестала о нем думать. Но если бы ему удалось проникнуть в подземелье, то ей пришлось бы положиться лишь на собственные силы, потому что на отца надежда была плоха: он слабел с каждым часом.
Таким образом протекли три ужасных дня; видимо, приближался конец. Хотя Бенита старалась заставить себя проглотить кусок пищи, она не могла съесть столько, сколько было необходимо для поддержания сил. Теперь, когда проход был заложен, атмосфера под старым сводом сгущалась, портилась от дыма костра, который ей приходилось разжигать, и стало трудно дышать. Недосыпание тоже изнурило девушку; страх за завтрашний день подтачивал ее нравственные силы. Она стала впадать в отчаяние, чувствуя приближение часа, который должен был стать последним для нее и ее отца.
Однажды, заснув подле отца, она была разбужена его стоном. Бенита взглянула на часы: была полночь. Она поднялась, развела маленький огонь и согрела немного бульона из сушеной говядины, который потом вылила в чашку. С большим трудом она заставила отца выпить несколько глотков бульона. Почувствовав внезапную слабость, девушка выпила остаток сама. Это вернуло ей силы размышлять, а старик снова заснул беспокойным сном.
Увы, придумать что-либо было невозможно, оставалось покориться судьбе. Рассеянно взяв в руки фонарь, Бенита отправилась бродить по подземелью. Выстроенная ими стена была цела и невредима. Как горько было думать, что снаружи веет свежий ветерок, а небо усыпано звездами! Она вернулась назад, прошла мимо ям, вырытых Джейкобом, мимо открытой могилы монаха, поднялась к распятию и, подняв фонарь, осветила увенчанную терновым венцом голову Христа.
Лицо Спасителя было изваяно прекрасно, в нем выражалось глубокое сострадание. Бенита упала на колени, обняла пригвожденные ноги и стала горячо молиться. Она молилась так горячо, как еще никогда в жизни. Это успокоило девушку, она села на ступеньку у подножия распятия и задумалась. Постепенно она погрузилась в сон, и ей показалось, что она переживает знакомое состояние транса. Она видела себя стоящей на этой самой ступеньке, а перед собой — Джейкоба Мейера и отца. Потом вдруг Бенита услышала чьи-то слова, словно рождавшиеся внутри нее; она прислушалась к ним, но не услышала голоса, а только почувствовала их смысл: Обними ноги Христа и потяни их влево; под ними откроется проход в помещение, где спрятано золото, а оттуда — спуск к берегу реки. Эту тайну передаю я, умершая Бенита, тебе, живой Бените; да будет мир с тобою.
Трижды прочла Бенита во сне эти слова. Затем она неожиданно проснулась. Каждая черточка только что виденного сна запечатлелась в ее памяти. Несомненно, это было сновидение, но что в нем говорилось? Обними ноги Христа и потяни их влево.
Она попыталась это сделать, но безуспешно; ноги не сдвинулись. Конечно, это было только сновидение, которое насмехалось над нею. Какое-то отчаяние охватило ее; она собрала остаток сил и стала бороться с этими каменными ногами. Они чуть-чуть подвинулись и вдруг, без всякого дальнейшего усилия с ее стороны, отделились на высоте колен, в драпировке которых скрывалась щель. Оттуда подул прохладный ветерок, который Бенита вдыхала с наслаждением.
Бенита вскочила на ноги, задыхаясь от волнения, потом схватила фонарь и побежала к палатке, в которой лежал ее отец.
Глава XXII. Голос живого
Мистер Клиффорд не спал.
— Где ты была? — спросил он слабым голосом, в котором слышалось недовольство. — Я тебя ждал. — Свет фонаря озарил бледное лицо Бениты, и старик заметил в нем какую-то странную перемену. — Что случилось? Умер Мейер? Неужели мы свободны?
Бенита покачала головой.
— Несколько часов тому назад он был жив; я слышала, как он кричал и бесновался за стеной. Но знаешь, отец, я опять была в трансе и, кажется, нашла то, что мы так долго искали.
— Что ты нашла? В каком трансе? Не помешалась ли ты, как Джейкоб?
— Я только что нашла выход из пещеры, который ведет к португальскому золоту. Он начинается за крестом, за которым его никто никогда не подумал бы искать.
Золото, по-видимому, совершенно не интересовало Клиффорда. В его состоянии все сокровища Африки не принесли бы ему облегчения. Более того, само упоминание о проклятом кладе, который привел их к такому жалкому концу, было для него непереносимо.
— Куда ведет выход? Ты видела?
— Нет, я еще не посмотрела, но голос внутри меня сказал, — то есть, я видела во сне, — что он ведет к реке. Как ты думаешь, ты можешь идти с моей помощью?
— Ни шагу, — ответил он. — Здесь я лег, здесь и умру.
— Нет, нет, не говори так! Теперь, когда я нашла выход, мы будем спасены. О, если бы только у тебя хватило сил встать и пойти, если бы я могла понести тебя на руках! — Она в отчаянии заломила руки и расплакалась от сознания собственного бессилия.
Отец внимательно посмотрел на нее и сказал:
— Я не могу, детка, ничего не поделаешь. Но ты можешь, и тебе лучше всего уйти.
— Уйти и оставить тебя? Никогда!
— Ну да, уйти и оставить меня. У нас есть немного масла для лампы и несколько свечей. Сухари все вышли, а сушеное мясо больше в горло не идет. Я уверен, что скоро умру, но и твои силы уходят в этом мраке; если ты здесь останешься, то скоро последуешь за мной. И никакого выхода из этого положения: там, снаружи, этот безумец, да я и сомневаюсь, что у тебя хватит сил разобрать заграждение. Лучше поэтому уйти, Бенита.
Но она наотрез отказалась.
— Пойми, — прибавил старик, — что в этом и для меня единственная надежда. Может быть, выбравшись отсюда, тебе удастся позвать на помощь прежде, чем я успею умереть. Если отсюда есть выход, то он наверняка заканчивается где-то у нижней стены, где ты можешь встретить кого-нибудь из макаланга. Если это так, то ты можешь увидеть Молимо или его сына, если вождь мертв, или кого-то еще. Любой из них может прийти нам на помощь. Иди, Бенита, не теряй времени.
— Я об этом не подумала, — воскликнула она с надеждой в голосе. — Конечно, это вполне возможно, если только отсюда вообще есть спуск наружу. Во всяком случае я могу посмотреть, вернуться и сказать тебе.
Бенита поставила сосуд с остатками масла возле больного, чтобы он мог дотянуться рукой и зажечь лампу. Кроме того, она положила тут же оставшиеся крошки сухарей, немного сушеного мяса, бутылку джина и ведро с водой. Потом, надев плащ, положила в один из карманов сушеного мяса, в другой — спички и три из четырех последних свечей. Четвертую она оставила отцу. Потом девушка опустилась на колени, горячо поцеловала Клиффорда и помолилась, прося небеса сохранить их обоих и дать им возможность свидеться вновь.
Бенита с тоской глядела на отца, лежавшего перед ней, и думала о том, что покидает его в момент, когда ему предстоит тяжелая схватка со смертью, которая, быть может, поджидает и ее саму на пути в неизвестное.
Мистер Клиффорд прочел ее мысли.
— Да, — вздохнул он, — тяжело наше расставание, и страшен твой путь. Но как знать, быть может, твоя звезда выведет тебя на ровную дорогу, если же нет- то все равно страдать нам осталось недолго.