Послушай, отец мой! Там, на равнине, далеко отсюда, находятся жилища белых людей — место то зовут Стейнджер. Там, где теперь город белых людей, стоял большой крааль Дукуза. Я ничего более не вижу, мои глаза слепы, но ты видишь. Где стояли ворота крааля, теперь находится дом; в этом доме белый человек судит судом справедливым; раньше через ворота этого крааля никогда не проникала Справедливость. Сзади находится еще дом; в нем те из белых людей, которые согрешили против Небесного Царя, просят у него прощения; на том самом месте видел я многих, не сделавших ничего дурного, молящих короля людей о милосердии, и только один из них был помилован. Да, слова Чаки сбылись, я скоро расскажу тебе о них, отец мой. Белый человек завладел нашей землей, он ходит взад и вперед по своим мирным делам там, где раньше наши отряды мчались на убийство; его дети смеются и рвут цветы в тех местах, где сотнями умирали в крови люди; они купаются в водах Тугелы, где раньше крокодилы ежедневно питались человеческими телами; белые молодые люди мечтают о любви там, где раньше девушки целовали только ассегаи. Все изменилось, все стало иным, а от Чаки остались только могила и страшное имя.
После того как Чака построил крааль Дукуза, некоторое время он пребывал в покое, но вскоре прежняя жажда крови проснулась в нем, и он выслал свои войска против народа пондо; они уничтожили этот народ и привели с собой его стада. Но воинам не разрешалось отдыхать; снова их собрали на войну и послали в числе десятков тысяч с приказанием победить Сошангаана, вождя народа, который живет к северу от Лимпопо. Они ушли с песнями, после того как король сделал им смотр и приказал вернуться победителями или не возвращаться вовсе. Их число было так велико, что с рассвета до того часа, когда солнце стояло высоко на небе, эти непобедимые воины проходили сквозь ворота крааля, подобно бесчисленным стадам. Не знали они, что победа более не улыбнется им, что придется им умирать тысячами от голода и лихорадки в болотах Лимпопо и что те из них, которые вернутся, принесут щиты свои в своих желудках, съев их для утоления неумолимого голода! Но что говорить о них? Они — ничто. «Прах» было название одного из полков, отправленных против Сошангаана, и прахом они оказались, прахом, который послало на смерть дуновение Чаки, Льва Зулусов.
Таким образом мало осталось воинов в краале Дукуза, почти все ушли в поход; оставались только женщины и старики. Дингаан и Мхлангана, братья короля, были в их числе, потому что Чака не отпустил их, боясь, что они устроят заговор с войсками против него; он всегда смотрел на них гневным оком, и они дрожали за свою жизнь, хотя не смели показывать страха, чтобы опасения их не оправдались. Я угадал их мысли и, подобно змее, обвился вокруг их тайны, и мы говорили между собой туманными намеками. Но об этом ты узнаешь потом, отец мой; я сперва должен рассказать о приходе Мезило, того, кто хотел жениться на Зините и которого Умслопогас-Убийца выгнал из крааля племени Секиры.
На следующий день после отбытия нашего отряда Мезило явился в крааль Дукуза, прося разрешения говорить с королем. Чака сидел перед своей хижиной, и с ним были Дингаан и Мхлангана, его царственные братья. Я тоже находился там, а с нами некоторые из индун, советников короля. В это утро Чака чувствовал себя уставшим, так как ночью спал плохо, как, впрочем, спал он теперь всегда. Поэтому, когда ему доложили, что какой-то бродяга по имени Мезило хочет говорить с ним, он не только не приказал убить его, но велел провести к себе. Вскоре раздались возгласы приветствия, и я увидел толстого человека, утомленного дорогой, ползущего в пыли по направлению к нам, перечисляя все имена и титулы короля. Чака приказал ему замолчать и говорить только о своем деле.
Тогда человек этот приподнялся и передал нам тот рассказ, который ты уже слыхал, отец мой; о том, как явился к племени Секиры молодой, высокий и сильный человек и, победив Джикизу, вождя Секиры, стал вождем всего народа; о том, как он отнял у Мезило весь его скот, а его самого выгнал. До этого времени Чака ничего не знал о племени Секиры; страна была обширна в те времена, отец мой, и в ней жили далеко от нас многие маленькие племена, о которых король никогда даже не слыхал; он стал расспрашивать Мезило о них, о числе их воинов, о количестве скота, об имени молодого человека, который правит ими, а особенно о дани, которую он платит королю.
Мезило отвечал, что число их воинов составит, быть может, половину одного полка; что скота у них много, что они богаты, что дани они не платят и что имя молодого человека — Булалио-Убийца, по крайней мере, он был известен под этим именем, а другого Мезило не слыхал.
Тогда король разгневался.
— Встань, Мезило, — сказал он, — беги обратно к твоему народу, скажи на ухо ему и тому, кого зовут Убийцей: «Есть на свете другой убийца, который живет в краале, называемом Дукузой; вот его приказ вам, народ Секиры, и тебе, владеющему Секирой: поднимись со всем народом, со всем скотом своего народа, явись перед живущим в краале Дукуза и передай в его руки Великую Секиру Виновницу Стонов; не медли и исполни это приказание, чтобы не очутиться тебе сидящим на земле в последний раз!»
Мезило выслушал и отвечал, что исполнит приказание, хотя дорога предстоит дальняя, и он опасается явиться перед тем, кого зовут Убийцей и кто живет в двадцати днях пути к северу, в тени горы Призраков.
— Ступай, — повторил король, — и вернись ко мне с ответом от хозяина Секиры на тридцатый день! Если ты не вернешься, я пошлю искать тебя, а вместе с тобой и вождя племени Секиры!
Тогда Мезило повернулся и быстро удалился, чтобы исполнить приказание короля; Чака же больше не говорил об этом событии. Но я невольно задавал себе вопрос, кто может быть молодой человек, владеющий Секирой; мне показалось, что он поступил с Джикизой и с сыновьями Джикизы, как мог бы поступить Умслопогас, если бы дожил до этого возраста. Но я ничего об этом не говорил.
В тот день до меня дошла весть, что моя жена Макрофа и дочь Нада, жившие среди племени свази, умерли. Рассказывали, что люди племени галакази напали на их крааль и зарубили всех, в том числе Макрофу и Наду. Выслушав это известие, я не пролил слез, отец мой, потому что был так погружен в печаль, что ничто больше не волновало меня.
XX. Мбопа входит в сговор с принцами
Прошло двадцать восемь дней, отец мой, а на двадцать девятый Чаке во время его беспокойного отдыха приснился сон. Утром он приказал позвать к себе женщин из крааля, числом до сотни или более. Среди женщин были те, которых он называл «сестрами», иные были девушки, еще не выданные замуж; но все без исключения были молоды и прекрасны. Какой сон приснился Чаке, я не знаю, а может быть, и забыл, так как в те дни ему постоянно снились сны; все они вели к одному — к смерти людей. Мрачный сидел он перед своей хижиной, и я находился тут же. Налево от него стояли призванные женщины и девушки, и колени их ослабели от страха. По одной подводили их к королю, и они останавливались перед ним с опущенными головами.
Он просил их не печалиться, говорил с ними ласково и в конце разговора задавал им один и тот же вопрос: «Есть ли, сестра моя, в твоей хижине кошка?»
Некоторые отвечали, что у них есть кошка, другие — что у них нет кошки, а иные стояли неподвижно и не отвечали вовсе, онемев от страха. Но что бы они ни отвечали, конец был тот же: король кротко вздыхал и говорил: «Прощай, сестра моя, очень жаль, что у тебя есть кошка!» или «что у тебя нет кошки!», или «что ты не можешь сказать мне, есть ли у тебя кошка или нет!»
Тогда несчастную хватали палачи, вытаскивали из крааля, и конец ее наступал быстро. Таким образом прошла большая часть дня, шестьдесят две женщины и девушки были убиты. Наконец привели к королю девушку, которую Змей ее одарил присутствием духа. Когда Чака спросил, есть ли у нее в хижине кошка, она отвечала, что не знает, но что «на ней висит полкошки», — и она указала на шкуру этого животного, привязанную вокруг ее стана.