— Пошли,— сказал Быков.
Они вернулись в рубку. Михаил Антонович спал в своем кресле у вычислителя. Он громко всхрапывал. Вычислитель был включен. Быков перегнулся через штурмана, взял микрофон селектора и сказал:
— Пассажирам собраться в кают–компании.
— Что? — спросил Михаил Антонович, встрепенувшись.— Что, уже?
— Уже,— сказал Быков.— Пойдем в кают–компанию.
Но он пошел не сразу — стоял и задумчиво наблюдал, как Михаил Антонович, болезненно морщась и постанывая, выбирается из кресла. Затем он словно очнулся и сказал:
— Пойдем.
Они пошли в кают–компанию. Михаил Антонович сразу пробрался к дивану и сел, сложив руки на животе. Жилин тоже сел, чтобы не тряслись ноги, и стал смотреть в стол. На столе еще стояли стопкой грязные тарелки. Потом дверь в коридор открылась, и ввалились пассажиры. Планетологи тащили на себе Моллара. Моллар висел, волоча ноги и обхватив планетологов за плечи. В руке у него был зажат носовой платок, весь в темных пятнах.
Дауге и Юрковский молча усадили Моллара на диван и сели по обе стороны от него. Жилин оглядел их. «Вот это да! — подумал он.— Неужели и у меня такая морда?» Он украдкой ощупал лицо. Ему показалось, что щеки у него очень тощие, а подбородок очень толстый, как у Михаила Антоновича. Под кожей бегали мурашки, как в отсиженной ноге. «Отсидел физиономию»,— подумал Жилин.
— Так,— сказал Быков. Он сидел на стуле в углу и теперь встал, подошел к столу и тяжело оперся о него.
Моллар неожиданно подмигнул Жилину и закрыл лицо пятнистым платком. Быков холодно посмотрел на него. Затем он стал смотреть в стену.
— Так,— повторил он.— Мы были заняты пере–о–бо–ру–до–ва–нием «Тахмасиба». Мы закончили пере–о–бо–ру–до–ва–ние.— Это слово никак не давалось ему, но он упрямо дважды повторил его, выговаривая по слогам.— Мы теперь можем использовать фотонный двигатель, и я решил его использовать. Но сначала я хочу поставить вас в известность о возможных последствиях. Предупреждаю: решение принято, и я не собираюсь с вами советоваться и спрашивать вашего мнения…
— Короче, Алексей,— сказал Дауге.
— Решение принято,— сказал Быков.— Но я считаю, что вы вправе знать, чем это все может кончиться. Во–первых, включение фотореактора может вызвать взрыв в сжатом водороде вокруг нас. Тогда «Тахмасиб» будет разрушен полностью. Во–вторых, первая вспышка плазмы может уничтожить отражатель — возможно, внешняя поверхность зеркала уже истончена коррозией. Тогда мы останемся здесь и… В общем, понятно. В–третьих, наконец, «Тахмасиб» может благополучно выбраться из Юпитера и…
— Понятно,— сказал Дауге.
— И продовольствие будет доставлено на Амальтею,— сказал Быков.
— П–продовольствие б–будет век б–благодарить Б–быкова,— сказал Юрковский.
Михаил Антонович робко улыбнулся. Ему было не смешно. Быков смотрел в стену.
— Я намерен стартовать сейчас же,— сказал он.— Предлагаю пассажирам занять места в амортизаторах. Всем занять места в амортизаторах. И давайте без этих ваших штучек.— Он посмотрел на планетологов.— Перегрузка будет восьмикратная, как минимум. Прошу выполнять. Бортинженер Жилин, проследите за выполнением и доложите.
Он оглядел всех исподлобья, повернулся и ушел в рубку на прямых ногах.
— Mon dieu,— сказал Моллар.— Ну и жизьнь.
У него опять пошла кровь из носа, и он принялся слабо сморкаться. Дауге повертел головой и сказал:
— Нам нужен счастливчик. Кто–нибудь здесь есть везучий? Нам совершенно необходим счастливчик.
Жилин встал.
— Пора, товарищи,— сказал он. Ему хотелось, чтобы все скорее кончилось. Ему очень хотелось, чтобы все уже было позади. Все остались сидеть.— Пора, товарищи,— растерянно повторил он.
— В–вероятность б–благоп–приятного и–исхода — п–процен–тов д–десять,— задумчиво сказал Юрковский и принялся растирать щеки.
Михаил Антонович, кряхтя, выбрался из дивана.
— Мальчики,— сказал он.— Надо, кажется, прощаться. На всякий случай, знаете… Всякое может быть. — Он жалостно улыбнулся.
— Прощаться так прощаться,— сказал Дауге.— Давайте прощаться.
— И я опьять не знайю как,— сказал Моллар.
Юрковский поднялся.
— В–вот что,— сказал он.— П–пошли по ам–мортизаторам. С–сейчас выйдет Б–быков, и т–тогда… Лучше мне сгореть. Р–рука у него тяжелая, д–до сих п–пор помню. Д–десять лет.
— Да–да,— заторопился Михаил Антонович.— Пошли, мальчики, пошли… Дайте я вас поцелую.
Он поцеловал Дауге, потом Юрковского, потом повернулся к Моллару. Моллара он поцеловал в лоб.