— А у меня ничего нет, — грустно сказал Юра. — Могу вот надеть несколько безрукавок.
— Безобразие, — сказал Юрковский. — У меня тоже ничего нет.
— Надень свой халат, — посоветовал Быков и отправился к себе в каюту.
В обсерваторию они вступили все вместе, одетые очень разнообразно и тепло. На Быкове была гренландская меховая куртка. Михаил Антонович тоже надел куртку и натянул на ноги унты. Унты были лишены магнитных подков, и Михаила Антоновича тащили, как привязной аэростат. Жилин натянул свитер и один свитер дал Юре. Кроме того, на Юре были меховые штаны Быкова, которые он затянул под мышками. Меховые штаны Жилина были на Юрковском. И еще на Юрковском были джемпер Михаила Антоновича с парусом и очень красивый белый пиджак.
В кессоне их встретил дежурный диспетчер в трусах и майке. В кессоне была удушливая жара, как в шведской бане.
— Здравствуйте, — сказал диспетчер. Он оглядел гостей и нахмурился. — Я же сказал: одеться потеплее. Вы же замерзнете в ботинках.
Юрковский зловеще сказал:
— Вы что, молодой человек, шутки со мной хотите шутить?
Диспетчер непонимающе посмотрел на него.
— Какие там шутки? В кают-компании минус пятнадцать.
Быков вытер со лба пот и проворчал:
— Пошли.
Из коридора пахнуло леденящим холодом, ворвались клубы пара. Диспетчер, обхватив себя руками за плечи, завопил:
— Да поскорее же, пожалуйста!
Обшивка коридора была местами разобрана, и желтая сетка термоэлементов бесстыдно блестела в голубоватом свете. Возле кают-компании они столкнулись с инженер-контролером. Инженер был в невообразимо длинной шубе до пяток, из-под которой проглядывала голубая майка. На голове инженера красовалась ушанка с торчащими ушами.
Юрковский зябко повел плечами и открыл дверь в кают-компанию.
В кают-компании за столом сидели, пристегнувшись к стульям, пять человек в шубах с поднятыми воротниками. Они были похожи на будочников времен Алексея Тишайшего и сосали горячий кофе из прозрачных термосов. При виде Юрковского один из них отогнул воротник и, выпустив облако пара, сказал:
— Здравствуйте, Владимир Сергеевич. Что-то вы легко оделись. Садитесь. Кофе?
— Что у вас тут делается? — спросил Юрковский.
— Мы регулируем, — сказал кто-то.
— А где Маркушин?
— Маркушин ждет вас в космоскафе. Там тепло.
— Проводите меня, — сказал Юрковский.
Один из планетологов поднялся и выплыл с Юрковским в коридор. Другой, долговязый вихрастый парень, сказал:
— Скажите, среди вас больше нет генеральных инспекторов?
— Нет, — сказал Быков,
— Тогда я вам прямо скажу: собачья у нас жизнь. Вчера по всей обсерватории была температура плюс тридцать, а в кают-компании даже плюс тридцать три. Ночью температура внезапно упала. Лично я отморозил себе пятку, работать при таких перепадах температуры никому неохота, поэтому работаем мы по очереди в космоскафах. Там автономное кондиционирование. У вас так не бывает?
— Бывает, — сказал Быков. — Во время аварий.
— И это вы так целый год живете? — с ужасом и жалостью спросил Михаил Антонович.
— Нет, что вы! Всего около месяца. Раньше перепады температур были не так значительны. Но мы организовали бригаду помощи инженерам, и вот… сами видите.
Юра старательно сосал горячий кофе. Он чувствовал, что замерзает.
— Бр-р-р, — сказал Жилин. — Скажите, а нет ли здесь какого-нибудь оазиса?
Планетологи переглянулись.
— Разве что в кессоне, — сказал один.
— Или в душевой, — сказал другой. — Но там сыро.
— Неуютно очень, — пожаловался Михаил Антонович.
— Ну вот что, — сказал Быков. — Пойдёмте все к нам.
— И-эх, — сказал долговязый планетолог. — А потом опять сюда возвращаться?
— Пойдемте, пойдемте, — сказал Михаил Антонович. — Там и побеседуем.
— Как-то это не по правилам гостеприимства, — нерешительно сказал долговязый.
Наступило молчание. Юра сказал:
— Как мы забавно сидим — четыре на четыре. Прямо как шахматный матч.
Все посмотрели на него.
— Пошли, пошли к нам, — сказал Быков, решительно поднимаясь.
— Как-то это неловко, — сказал один из планетологов. — Давайте посидим у нас. Может, еще разговоримся.
Жилин сказал:
— У нас тепло. Маленький поворот регулятора — и можно сделать жарко. Мы будем сидеть в легких красивых одеждах. Не будем шмыгать носами.