Кроме того, его, как всегда, приводили в тихий восторг сверкающие радугой алмазные россыпи Кольца. У Михаила Антоновича всегда была слабость к Сатурну и к его кольцам. Кольцо было изумительно красиво. Оно было гораздо красивее, чем об этом мог рассказать Михаил Антонович, и все же каждый раз, когда он видел Кольцо, ему хотелось рассказывать.
— Хорошо как, — сказал он наконец. — Как все переливается. Я, может быть, не могу…
— Притормози-ка, Миша, — сказал Юрковский.
Михаил Антонович притормозил.
— Вот есть лунатики, — сказал он. — А у меня такая же слабость…
— Притормози еще, — сказал Юрковский.
Михаил Антонович замолчал и притормозил еще. Юрковский щелкал затвором. Михаил Антонович помолчал и позвал в микрофон:
— Алешенька, ты нас слушаешь?
— Слушаю, — басом отозвался Быков.
— Алешенька, у нас все в порядке, — торопливо сообщил Михаил Антонович. — Я просто хотел поделиться. Очень красиво здесь, Алешенька. Солнце так переливается на камнях… и пыль так серебрится… Какой ты молодец, Алешенька, что отпустил нас. Напоследок хоть посмотреть… Ах, ты бы посмотрел, как тут камушек один переливается! — От полноты чувств он снова замолчал.
Быков подождал немного и спросил:
— Вы долго еще намерены идти к Сатурну?
— Долго, долго! — раздраженно сказал Юрковский. — Ты бы шел, Алексей, занялся бы чем-нибудь. Ничего с нами не случится.
Быков сказал:
— Иван делает профилактику. — Он помолчал. — И я тоже.
— Ты не беспокойся, Алешенька, — сказал Михаил Антонович. — Шальных камней нет, все очень спокойно, безопасно.
— Это хорошо, что шальных камней нет, — сказал Быков. — Но ты все-таки будь повнимательнее.
— Притормози, Михаил, — приказал Юрковский.
— Что это там? — спросил Быков.
— Турбуленция, — ответил Михаил Антонович.
— А, — сказал Быков и замолчал.
Минут пятнадцать прошло в молчании. Космоскаф удалился от края Кольца уже на триста километров. Михаил Антонович покачивал штурвал и боролся с желанием разогнаться посильнее, так, чтобы сверкающие обломки внизу слились в сплошную сверкающую полосу. Это было бы очень красиво. Михаил Антонович любил делать такие вещи, когда был помоложе.
Юрковский вдруг сказал шепотом:
— Остановись.
Михаил Антонович притормозил.
— Остановись, говорят! — сказал Юрковский. — Ну?
Космоскаф повис неподвижно. Михаил Антонович оглянулся на Юрковского. Юрковский так втиснул лицо в нарамник, словно хотел продавить корпус космоскафа и выглянуть наружу.
— Что там? — спросил Михаил Антонович.
— Что у вас? — спросил Быков.
Юрковский не ответил.
— Михаил! — закричал вдруг он. — По вращению Кольца… Видишь, под нами длинный черный обломок? Иди прямо над ним… точно над ним, не обгоняя…
Михаил Антонович повернулся к экрану, нашел длинный черный обломок внизу и повел космоскаф, стараясь не выпускать обломок из визирного перекрестия.
— Что там у вас? — снова спросил Быков.
— Какой-то обломок, — сказал Михаил Антонович. — Черный и длинный.