Выбрать главу

Сохранились наметки к роману в экспедиционном дневнике БН времен Харбаза и Кинжала ― это была экспедиция АН СССР по поиску места для строительства на Северном Кавказе гигантского по тем временам 6-метрового телескопа, специальные наблюдения за качеством изображений производились на горах Харбаз, Кинжал и Бермамыт.

8.07.60: «Хорошо бы вставить в «В» «Г<игантскую> Ф<луктуацию>» как рассказ Горбовского (или Лурье)».

10.07.60: «Заставить героев «В» решать кроссворды 2300 года».

16.07.60: «Хорошо бы ввести в «В» маленькие рассказики из нынешней жизни ― для контраста и настроения ― а lа Хемингуэй или Дос-Пассос. Не позволят, наверное. (Блокада, война ― Сталинград, военный коммунизм, 37 год, смерть Сталина, целина, запуск спутника и ракеты…)»

28.07.60: «Юра <шофер>: «Я когда в конце сезона с машиной прощаюсь, каждый раз целую ее в баранку ― прощай, милая». ― Использовать для Горбовского или Кондратьева».

12.08.60: «Не забыть в «В»: «Можно я здесь прилягу» ― встреча с Горбовским».

«В конце главы VII. Горбовский (вдруг встает): Я вижу, вы томитесь, штурман Кондратьев. Завтра я познакомлю вас с одним человеком. Его фамилия Званцев. Он глубоководник».

«Двое немцев держали политрука, завернув ему руки за спину, а третий срывал с него петлицы, срезал пистолет, рванул ворот. Он выстрелил из автомата, и все четверо упали, а он побежал в кусты. Немцы издевались над политруком. Он не знал, правильно ли сделал. Это были его первые».

13.08.60: «Глава «Собиратели информации». Марс. Машина, собирающая информацию о прошлом Марса. Информаторы ― маленькие машины. Машина начинает вести себя. Вызывают телепата. Лурье едет, едва услышав. Приключения ― все в юмористическом духе. ИДЕЯ ― бунт машины вещь забавная, а не страшная, ибо машина старается угодить, а не навредить человеку».

15.08.60: «Информаторы ― микроскопические машины размером с бактерию. Механические бактерии (и в медицине)».

«Глава «Двое в беде». Наш пилот попадает в ловушку, туда же попадает еще кто-то, с другой планеты. («И только тут он понял, что это не человек».) Потом они выбираются и расстаются. Тот убегает, страшно спешит, неужели навсегда».

21.08.60: «Коммунизм ― сообщество людей, любящих свой труд, стремящихся к познанию и честных с собой, с другими и в работе. Такие люди есть и сейчас».

24.08.60: «Идея: уже сейчас есть люди, годные для коммунизма; такими вы будете».

Там же и тогда же ― один из первых планов повести:

        «Ч. I

1) Возвращение

2) Чужие (больница) ― сюда вставить историю корабля

3) Злоумышленники

4) Второе возвращение (одиночество). Идея: не гожусь я для коммунизма

5) Свечи перед пультом

6) Скатерть-самобранка

7) Знакомство с Горбовским (он рассказывает «ГФ»)

        Ч.II

1) У рифа «Октопус»

2) Странные люди

3) Улавливатели информации! (Думать!)

4) Благоустроенная планета

5) Заповедник (звероящеры и акклиматизированные существа, Лурье терпит там крушение)

6) Телепато-станция

7) Такими вы будете…»

        «Профессии:

1) Ассенизатор

2) Дрессировщик

3) Телепат

4) Десантник

5) Глубоководник

6) Оператор-информатор («собиратель информации»)

7) Учитель».

28.08.60: «Лурье и Кондратьев не первые и не единств<енные>. Две экспед<иции> так уже возвращались (сто и сто пятьдесят лет назад). Одна погибла в поясе тяжелых систем. Вторая прибыла. Там было трое, и они жили долго и работали как надо и умерли в штанах».

«Вставить в главу «Риф Октопус» дрессированных кальмаров, уничтожающих косаток. И дрессировщика».

По крайней мере половина этих наметок в дело не пошла. Особенно жалко мне сейчас тех самых «маленьких рассказиков из нынешней жизни а lа Хемингуэй или Дос-Пассос». Мы называли их ― «реминисценции». Все реминисценции эти были во благовременье написаны ― каждая часть повести открывалась своей реминисценцией. Однако в Детгизе их отвергли самым решительным образом, что, впрочем, понятно ― они были, пожалуй, слишком уж жестоки и натуралистичны. К сожалению, потом они все куда-то пропали, только АН использовал кое-какие из них для «Дьявола среди людей». На самом деле, в «Возвращении» они были бы на месте ― они давали ощущение почти болезненного контраста ― словно нарочитые черно-белые кадры в пышно-цветном роскошном кинофильме.