Тяжело переживая акт вероломства США по отношению к филиппинцам, Твен пытался понять, как все это стало возможным. Он так и не воспринял идей социализма, и банкротство буржуазной демократии начинало представляться ему банкротством человека вообще. Тогда-то он и довел до логического конца свою глубоко ошибочную концепцию природной низости людей. В книге «Что такое человек», написанной в конце века, но появившейся в печати лишь в 1906 году, люди изображены существами, лишенными истинно-человеческих чувств, своего рода машинами. «Я не вижу большой разницы между человеком и часами…» — говорит писатель. Человек — орудие Сатаны, «собрание нечистот», писал Твен в другой своей книге — «Таинственный незнакомец», которая вышла в свет уже после его смерти.
Писатель-демократ был слишком близок, однако, к простому народу, чтобы всецело оставаться на позициях неверия в человека. Не с холодным равнодушием, а с гневом взирает он на мерзости империализма, Твен хочет знать, кто именно повинен в новых фактах бесчеловечности американских войск на Филиппинах, варварских действиях англичан в Южной Африке, зверствах империалистов в Китае. Он выражает ненависть не к человечеству в целом, а к правителям США и других «христианских держав» (по его ироническому выражению), генералам, богачам. Твен выискивает самые ядовитые слова, чтобы нанести своим врагам удар покрепче. В эти годы с новой силой оправдалось замечание сатирика, что смех — это оружие, грозное оружие в борьбе за правду. Сатана говорит в «Таинственном незнакомце››, что при всей своей бедности человечество имеет «одно мощное оружие — смех… Против смеха ничто не устоит».
В последние годы жизни Твен создает много статей, рассказов, памфлетов, в которых мужественно выступает против захватчиков, миллионеров, милитаристов. Собственно говоря, пессимистические рассуждения Твена о человеке тоже нередко представляли собой форму критики империализма. Так, в «Таинственном незнакомце» писатель саркастически говорит о прогрессе как о поступательном движении человечества на пути создания все более ужасных средств убийства. В этой повести, действие которой развертывается в средние века, есть прямая перекличка с тем, что творилось в Америке на пороге нового столетия.
Свои мизантропические теории Твен порою преподносит под таким углом, что они теряют всякий смысл, звучат пародийно. В памфлете «В защиту генерала Фанстона» изображен американский генерал, предательски захвативший в плен вождя филиппинских повстанцев Агвинальдо. Писатель презирает этого империалиста, нарушившего все законы человеческой морали. И в своей «защите» Фанстона он исходит из того, что во всем виновата «подлая» человеческая природа. Это «натура» Фанстона «всему виной, а вовсе не Фанстон. Его натуру всегда тянуло к моральному шлаку». Твен здесь явно иронизирует. На самом деле, явствует из его слов, в злодеяниях, осуществленных Фанстоном, виноват он сам, этот американский генерал, а не человек вообще. Писатель полон сочувствия к колониальным народам и откровенно издевается над Фанстоном, чья совесть «испарилась сквозь поры его тела, когда он был еще маленьким». По существу и твеновская теория природной низости человека становится предметом издевки.
Твену-антиимпериалисту во многом были близки позиции тех «последних могикан буржуазной демократии» в США, которые, как отмечает Ленин, называли войну Америки против Испании «преступной», объявляли «обманом шовинистов» поступок по отношению к Агвинальдо, но боялись «признать неразрывную связь империализма с трестами и, следовательно, основами капитализма…»[5]
Вместе с тем, осуждая империализм, Твен выражал чувства и мысли широчайших демократических слоев, народный протест против власти монополистов и поработителей чужих народов.
Антиимпериалистические памфлеты, созданные Твеном на рубеже ХІХ и XX веков, — великолепные образцы этого жанра. Они жгут и жалят, дышат яростью.
Перед Твеном раскрывались все новые примеры кровожадности и предательства, гнев его нарастал от одного памфлета к другому. Благородному. пафосу антиимпериализма обязан писатель некоторыми из самых блестящих своих художественных находок. Ярость писателя-демократа была проводником правды.