Беттина. Вы несправедливы к Георгу. Каждое произведение искусства преображает его.
Томас. Я не верю в это преображение.
Георг. Вы — художник, господин Томас Вендт. Неужели это назойливое выпячивание социальной темы не бывает порой в тягость вам самому. Вы мечтаете о благе народа? Прекрасно. Но надо ли непременно щеголять своей человечностью? Ведь в конце концов человечность — дело частное, надо ли кричать о ней?
Томас. О, этот ваш проклятый такт! Народ должен прятать свою нищету; он должен подыхать в темноте, таясь, чтобы его раны, его гной не оскорбляли ваше эстетическое чувство; чтобы его вопли не помешали вам пить чай.
Георг. Тридцать лет тому назад открыли личность. Теперь раскрывают объятия массам. Теперь обнаружили, что мир полон страданий, и уже не видят голубого неба.
Томас. За вашим парком дымят ваши заводы. Там нет голубого неба, нет весны.
Беттина. Это не так, господин Вендт. Вы только не хотите, вы отказываетесь видеть весну. Бываете вы когда–нибудь веселы? Смеетесь вы когда–нибудь?
Томас. Мир полон несправедливости. Она лезет вперед, она нагло шагает среди бела дня и никого не стыдится. Она везде. Как ни закрывать глаза, как ни затыкать уши — от нее все равно не скроешься. Она словно пеленой тумана застилает синее небо. Как же верить в весну, как смеяться?
Беттина. Вы достаточно одаренны, чтобы видеть страдание и все же верить в весну. Научитесь смеяться, Томас Вендт.
8
Комната Томаса. Ночь. Анна–Мари и Кристоф входят.
Анна–Мари зажигает свет.
Кристоф. Кто бы мог подумать? Это превосходит все ожидания.
Анна–Мари. Как они ликовали. Незнакомые дамы вскакивали на кресла, кричали, махали платками.
Кристоф. Директор вспотел от счастья. Теперь Томас будет зарабатывать массу денег.
Томас входит, окруженный роем молодых людей: тут — студенты,
молодые девушки, репортер, молодой преподаватель литературы.
Голоса. Вы — наша гордость. Вы — наш поэт. Вы — поэт завтрашнего дня.
Молодой преподаватель. Сегодня начинается новая глава истории германской литературы. Она называется «Томас Вендт». Стриндберговская одержимость идей, шиллеровская риторика, гуманизм Герхардта Гауптмана все это живет в произведении Томаса Вендта. Дайте мне все, что вы написали, незаконченные вещи, все. Я проведу семинар, где вас будут изучать, я организую постановку ваших произведений на сцене, чтение их с эстрады, я добьюсь того, чтобы о вас и вашем произведении написали горы статей, брошюр: критика, антикритика. Мои студенты займутся психоанализом каждой вашей строчки — всего, что вы написали, будь то даже ответ на записку кредитора.
Голоса. Томас Вендт — наша гордость. Томас Вендт — наш поэт.
Репортер. Я должен взять у вас интервью для «Нейе Винер Цейтунг». Когда родились? Забавные анекдоты из школьного периода? Собак любите? Кошек? Какое–нибудь редкое животное? Хамелеона или что–нибудь в этом роде? Читателю это нравится. (Обходит его кругом.) Угловат, несколько груб. Молчалив, мрачен. Так. К сожалению, ничего особенного в костюме. Не занимаетесь ли каким–нибудь оригинальным спортом? Может быть, разводите рододендроны или что–нибудь в этом роде? Ваше мнение о Будде? Что вы скажете о новом чемпионе по теннису? Автомобильная езда не содействует вашему поэтическому вдохновению?
Один из студентов. Какой пламенный язык. Какое дыхание. Видишь новый мир.
Голоса. Томас Вендт — наш. Это наш поэт.
Томас стоит неподвижно.
Кристоф. Благодарю вас. Благодарю вас сердечно от имени моего друга. Вы видите, он еще не пришел в себя от множества впечатлений. Извините уж его сегодня.
Хор голосов. Томас Вендт — наша гордость. Томас Вендт — наш поэт. Да здравствует Томас Вендт. (Уходят.)
Томас стоит неподвижно.
Анна–Мари. Томас, какой успех. И деньги у нас теперь будут. Как хорошо, Томас. Скажи же хоть слово.
Томас. Я хотел сделать людей зрячими, я хотел преобразить мир. (Тихо, с озлоблением.) Вместо этого — у меня «успех».
Анна–Мари. Я тебя не понимаю.
Кристоф. Надо быть справедливым, Томас. Большего ведь и ждать нельзя было.
Томас (горько). Нет, большего, конечно, я не мог ждать.
9
Отдельный кабинет в очень дорогом ресторане.
Георг во фраке. Беттина в вечернем туалете.
Беттина. Сегодня этот спектакль производит такое же сильное впечатление, как в первый раз.
Георг. А я сегодня как–то особенно болезненно ощущал тенденциозность пьесы. Сам Томас, право же, не придает теперь этой тенденции прежнего значения.
Беттина. Ты всеми силами стараешься отнять все лучшее, что у него есть, Георг.