Растроганный Жан–Жак, улыбаясь, принял дар.
7. Николас и Тереза
Как–то вечером, когда Жан–Жак был в замке, а Женщины одни сидели дома, раздался стук в дверь. Они удивились. Вошел Николас.
Он отвесил глубокий, иронически преувеличенный поклон. Господин маркиз, объяснил он с вежливой ухмылкой, наказал ему всегда и во всем быть к услугам дам. Но так как ему запрещено показываться на глаза мосье Руссо, он до сих пор не имел возможности по–настоящему осведомиться, нет ли у дам каких–либо особых пожеланий. И вот, воспользовавшись тем, что многоуважаемый философ находится в замке, он разрешил себе явиться.
Женщины собрались ужинать. От миски с горячим жарким шел пар, мадам Левассер разглядывала Николаса маленькими колючими глазками.
– У нас есть все, что нам требуется, – сказала она.
А Тереза прибавила своим ленивым голосом:
– Очень любезно с вашей стороны, мосье Николас, что вы зашли осведомиться.
Старуха подчеркнуто молчала, всем своим видом требуя, чтобы Николае поскорее убрался. Он не уходил. Нахально вперившись в Терезу, он с наглым одобрением разглядывал ее с ног до головы. Тереза откликнулась на его взгляд.
– Не поужинаете ли с нами, мосье Николас? – пригласила она.
– Жан–Жак ежеминутно может вернуться, – сердито сказала мадам Левассер.
Николас, не отводя глаз от Терезы, сказал с сильным английским акцентом:
– Господин писатель и философ Руссо вряд ли скоро вернется. Ужин в замке всегда затягивается, за столом ведутся интересные разговоры, да и после ужина господин маркиз все не отпускает господина философа.
– Я не желаю, чтобы мой зять вас здесь застал, ни в коем случае, – сказала своим беззвучным голосом мадам Левассер. Она подчеркнула «вас». Николас, откровенно потешаясь, поклонился.
– Именно поэтому, милостивые государыни, я и выбрал час ужина для своего посещения.
Он снова поглядел на Терезу. Она, словно привороженная, словно под гипнозом, произнесла:
– Садитесь же, пожалуйста, мосье Николас, – и встала, собираясь пойти за прибором.
– Было бы невежливо, сударыня, если бы я ответил отказом на ваше любезное приглашение, – сказал Николас.
Мадам Левассер все время неприязненно молчала. Этот молодчик – не по душе ей. Но Николас был боек на язык и без труда рассеял возникшую за столом тягостную неловкость. Он знает свет, говорил Николас, он был в Лондоне первым берейтором у мистера Тэтерсолла, знаменитейшего на весь мир лошадника. К нему со всего света съезжались высокопоставленные господа, и господин маркиз потратил немало денег и хороших слов, чтобы сманить его, Николаса, к себе, а ведь у него была превосходная служба. Он не раз жалел, что променял огромный, великолепный Лондон на скуку и безлюдье Эрменонвиля, Но теперь он уже не жалеет: встреча с мадам Руссо вознаграждает его за все. Он поднял стакан, приветствуя мадам Левассер, затем, пристально глядя на Терезу, сказал:
– За ваше здоровье! – и выпил до дна.
Но не о себе он хочет говорить, продолжал Николас, как заведенный, а о единственном в своем роде господине Руссо. Несмотря на знание света, он еще таких людей не встречал. И в Лондоне есть свой знаменитый философ, известный доктор Джонсон. Это господин, который любит пожить и умеет из всего выколачивать деньги. А такой философ, как мосье Руссо, намного ведь знаменитей, не извлекает из своей славы ни единого су и ни единого пенни. Он, Николас, очень любознателен и был бы весьма обязан дамам, если бы они ему объяснили, как это возможно.
Подозрительность мадам Левассер росла. Молодчик нацелился на Терезу – это ясно. Он сразу почуял, что она потянулась к нему; эта простофиля бросает на него взгляды, не оставляющие никаких сомнений. А так как Николас, видно, опытный бабник, его, конечно, не может привлечь такая расплывшаяся и далеко не юная женщина, как Тереза. Ясно, что за философией Жан–Жака он почуял запах денег и хочет втереться в семью. Она, мадам Левассер, должна с самого начала перечеркнуть все его планы. Она должна сохранить власть над дочерью, она не собирается позволить первому встречному англичанину спутать ей карты.
Тереза медленно встала и принялась убирать тарелки.
– Ну, мне пора, – сказал Николас, – иначе господин философ и впрямь может нагрянуть. А мне бы еще так хотелось услышать что–нибудь о его философии и расспросить дам об их особых пожеланиях. Я позволю себе, если мадам не возражает, – обратился он к Терезе, – пригласить мадам проводить меня немного, чтобы мосье Руссо не застал нас врасплох. Мы обо всем побеседуем: и о философии, и об особых пожеланиях.