Высоко в горах, на чистом воздухе, среди спелых плодов и золотой сентябрьской листвы Руфь быстро поправилась. Каким прекрасным кажется мир больному, все чувства которого обострены и который был так близок к иному миру, что теперь особенно чуток к самым мимолетным впечатлениям и всем существом откликается на малейшую ласку чудотворной целительницы природы. Как хороша жизнь! Зелень травы, яркие цветы, синева неба, ветерок, колеблющий листву, очертания гор вдали, причудливые облака — все это величайшее наслаждение, словно чудесная музыка для того, кто по ней стосковался. Мир казался Руфи новым и неизведанным, как бы только что созданным нарочно для нее; любовь наполняет этот мир, и сердце до краев полно счастьем.
И в Фолкиле тоже стояла золотая осень. Алиса сидела в своей комнате у открытого окна, смотрела на луг, где косари снимали второй урожай клевера, и вдыхала его нежный аромат. Быть может, он не будил в ее душе горечи. Глубокое раздумье владело ею. Она только что написала письмо Руфи, а на столе перед нею лежал пожелтевший от времени листок бумаги с засушенным четверолистником клевера, — отныне только воспоминание. В своем письме к Руфи она от всей души поздравляла их обоих и желала им счастья на долгие, долгие годы.
— Слава богу, они никогда не узнают! — подумала она вслух.
Они никогда не узнают. И никто не знает, сколько таких женщин, как Алиса, дарят всех вокруг нежностью, преданностью и самоотверженной любовью, оставаясь навсегда одинокими.
— Она славная девушка, — сказал Филипп, когда Руфь показала ему письмо Алисы.
— Это правда, Фил, и мы всегда будем ее любить — счастье ведь щедро, а мы с тобой такие счастливые.
1
__________
1 Конец всегда лучше начала (еврейск.)[202].
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Ничто не придает книге такого веса и достоинства, как послесловие.
По-видимому, нам нужно извиниться перед читателем за то, что нам не удалось найти отца Лоры. Мы предполагали, что это будет нетрудно, — ведь в романах потерявшиеся персонажи находятся с такой легкостью. Однако задача наша оказалась очень трудной, более того — неразрешимой, и нам пришлось вычеркнуть все, что относилось к этим поискам. И не потому, что страницы, посвященные им, не представляли интереса, — нет, они были очень интересны, — но поскольку этого человека в конце концов так и не нашли, не стоило понапрасну тревожить и волновать читателя.
АВТОРЫ
КОММЕНТАРИИ
«ПОЗОЛОЧЕННЫЙ ВЕК»
К лучшим образцам ранней социальной сатиры Марка Твена относятся принадлежащие ему главы в романе «Позолоченный век», который был им написан в соавторстве с Чарльзом Д. Уорнером. Основное действие «Позолоченного века» развивается в конце 60-х и в начале 70-х годов XIX века, когда вслед за окончанием Гражданской войны Севера и Юга Соединенные Штаты стали ареной деятельности ничем не ограниченного и поощряемого правительством частнокапиталистического предпринимательства. В романе показаны спекулятивная лихорадка и жажда наживы, охватившая широкие слои населения США, жалкая судьба слабых и ослепленных иллюзиями людей, безнаказанность капиталистических разбойников. Важное место в романе занимает также разоблачение коррупции в американской политической жизни, продажности законодательных органов США, должностных лиц, конгрессменов. В тех главах романа, где характеризуются политические нравы в Вашингтоне, дана серия едко сатирических зарисовок бесчестных дельцов и лицемеров, выступающих в роли «народных избранников››. Заглавие романа «Позолоченный век» имеет иронически-разоблачительный характер, так как идеологи капиталистической вакханалии в США стремились объявить ее «золотым веком» американской жизни. С легкой руки Твена и Уорнера наименование «позолоченный век» закрепилось в прогрессивной американской историографии за периодом капиталистического грюндерства в США.
Второй автор «Позолоченного века», Чарльз Д. Уорнер (1829-1900), был соседом Твена в Гартфорде, где Твен поселился с семьей в 1871 году. Уорнер был старше Твена и имел больший писательский опыт и более прочную литературную репутацию, и сотрудничество его с Твеном первоначально расценивалось американским литературно-общественным мнением чуть ли не как пример литературного покровительства. На самом деле Уорнер был ординарным буржуазным литератором своего времени, а Твен — уже в этот ранний период творчества — выдающимся американским писателем-реалистом.