— Англичанин — ковбой! Вот чудеса-то!
Виконт отметил про себя это восклицание, решив сохранить его в памяти для будущей записи в дневник: «Ковбой! Что бы это могло значить? Возможно…» Но тут он почувствовал, что надо бежать, не то его одолеют расспросами, а потому постарался побыстрее выбраться из толпы, отшпилил рукав куртки, надел ее как следует и отправился на поиски какого-нибудь незаметного и скромного пристанища. Вскоре он такое нашел, лег в постель и почти незамедлительно уснул.
Утром он осмотрел свой костюм. Выглядел он весьма необычно, но по крайней мере все вещи были новые и чистые. В карманах оказалось целое состояние. Во-первых, пять кредиток по сто долларов каждая. И во-вторых, почти пятьдесят долларов более мелкими купюрами и серебром. Пачка табаку. Молитвенник, который никак не желал открываться и при более тщательном исследовании оказался фляжкой, наполненной виски. Записная книжка без фамилии владельца. В разных местах ее — записи, нацарапанные неграмотными каракулями: даты и часы свиданий, ставки на скачках, проигранные и выигранные пари и прочее, а также какие-то странные многословные имена: «Шестипалый Джейк», «Тот, Кто Боится Своей Тени» и тому подобное. Ни писем, ни документов.
Молодой человек задумался: что делать дальше? Аккредитив его сгорел; придется позаимствовать мелочь и серебро, обнаруженные в карманах, часть истратить на объявления с целью разыскать владельца, а на остальные жить, пока не найдется работа. Приняв такое решение, виконт попросил принести ему утреннюю газету и принялся читать про пожар. Самыми крупными буквами был набран заголовок, оповещавший о его собственной гибели! Большая часть отчета посвящалась описанию подробностей, как он, с присущим его сословию героизмом, спасал из огня женщин и детей, пока все пути к спасению не были для него отрезаны, — тогда на глазах у рыдающей внизу толпы он скрестил на груди руки и мужественно стал ждать приближения ненасытного врага: «…так стоял благородный наследник великого рода Россморов среди бушующего моря огня и взмывающих ввысь столбов дыма, пока огненный смерч не подкрался к нему и он не исчез навеки с глаз людских».
Это было так прекрасно и по-рыцарски благородно, что глаза молодого виконта увлажнились слезой. И он сказал себе: «Теперь для меня все ясно. Милорд Беркли — мертв; что ж, пусть так и будет. И умер он достойной смертью, — батюшка легче переживет утрату. И мне теперь вовсе не нужно идти к претенденту. Словом, все сложилось как нельзя лучше. Мне остается только придумать себе новое имя и, избавившись от всех помех, начать жизнь сначала. Сейчас я впервые глотнул подлинной свободы, — как освежил, взбодрил, вдохновил меня этот глоток! Наконец-то я стал человеком! Человеком на равных правах с моими ближними, человеком, всецело полагающимся на себя, и только на себя, — и либо я выплыву — и мир заговорит обо мне, либо погружусь на дно — и поделом мне будет: значит, иного я не заслужил. Сегодня самый счастливый, самый замечательный день, какой когда-либо занимался на горизонте моей жизни!»
Глава VIII
— Господи помилуй, Хокинс!
Утренняя газета выпала из бессильно повисших рук полковника.
— Что случилось?
— Умер! Умер блестящий, молодой, талантливый, благороднейший представитель славного рода! Вознесся на небеса в пламени и сиянии непревзойденной славы!
— Кто же это?
— Мой драгоценный, мой бесценный юный родственник — Кэркадбрайт Ллановер Марджорибэнкс Селлерс, виконт Беркли, единственный сын и наследник узурпатора Россмора.
— Неправда!
— Правда, истинная правда!
— Когда же?
— Вчера вечером.
— Где?
— У нас в Вашингтоне, куда, как пишут в газетах, он прибыл вчера вечером из Англии.
— Не может быть!
— Сгорела гостиница.
— Какая гостиница?
— «Нью-Гэдсби»!
— О господи! Значит, мы потеряли обоих?
— Кого обоих?
— Ну и Однорукого Пита тоже.
— Тьфу ты незадача! Я и забыл про него! Будем надеяться, что он остался жив.
— Надеяться! Ну, знаете! Да мы просто не можем лишиться его. Легче нам потерять миллион виконтов, чем эту нашу единственную опору и поддержку.
Друзья тщательнейшим образом обследовали газету и к своему великому огорчению обнаружили, что однорукого человека видели в одном из коридоров гостиницы: он был в нижнем белье и, видимо, совсем потерял голову от страха; не желая никого слушать, он рвался к лестнице, где его ждала неминуемая смерть, которую, по мнению газеты, он, видимо, и нашел.