— Даже если у человека есть способности к кузнечному ремеслу, — возразила она со смехом, — разве этого достаточно? Я никогда не слыхала, чтобы кто-нибудь стал кузнецом, не побывав сначала в обучении.
— Что же вы мне посоветуете? — спросил он. — Но только помните, я действительно чувствую, что могу писать. Это трудно объяснить, но это так.
— Вам надо учиться, — последовал ответ, — независимо от того, станете вы писателем или нет. Образование необходимо вам, какую бы карьеру вы ни избрали, и. оно должно быть систематическим, а не случайным. Вам надо пойти в школу.
— Да… — начал он, но она прервала его:
— Вы можете и тогда продолжать писать.
— Поневоле придется, — отвечал он грубо.
— Почему же?
Она посмотрела на него почти недовольно: ей не нравилось упорство, с которым он стоял на своем.
— Потому что без этого не будет и ученья. Ведь нужно же мне есть, покупать книги, одеваться.
— Я все забываю об этом, — сказала она смеясь. — Почему вы не родились с готовым доходом!
— Предпочитаю иметь здоровье и воображение, — отвечал он, — а доходы придут. Я бы много делов наделал ради… — и он чуть не сказал «ради вас», — ради… другого чего-нибудь.
— Не говорите «делов»! — воскликнула она с шутливым ужасом. — Это ужасно вульгарно.
Мартин смутился.
— Вы правы, — сказал он, — поправляйте меня, пожалуйста, всегда.
— Я… я с удовольствием, — отвечала Руфь неуверенно. — В вас очень много хорошего, и мне бы хотелось, чтобы этого стало еще больше.
Он тотчас опять превратился в глину в ее руках и страстно желал, чтобы она лепила из него что ей угодно, а она так же страстно желала вылепить из него мужчину по тому образцу, который ей представлялся идеалом. Когда она сказала ему, что приемные экзамены в среднюю школу начнутся в понедельник, он тут же объявил, что пойдет экзаменоваться.
После этого она уселась за рояль и долго играла и пела ему, а он смотрел на нее жадными глазами, восторгаясь ею и удивляясь, почему вокруг нее не толпятся сотни обожателей, внимая ей и томясь по ней так же, как внимал и томился он.
Глава десятая
В этот вечер Мартин остался обедать у Морзов и, к великому удовольствию Руфи, произвел очень благоприятное впечатление на ее отца. Разговор шел о профессии моряка — предмете, который Мартин знал как свои пять пальцев; и мистер Морз отозвался о нем после как об очень сообразительном и здравомыслящем молодом человеке. Мартин старался избегать грубых слов и неправильных выражений и поэтому говорил медленно и лучше формулировал свои мысли. Он держался за обедом гораздо непринужденнее, чем в первый раз, почти год тому назад, но сохранил скромность и некоторую застенчивость, что очень понравилось миссис Морз, которая была приятно поражена происшедшей в нем переменой.