Они бежали в темноте, кажется, целую вечность. Но вот наконец, измученные, со стертыми ногами, они прокрались в какие-то ворота и нашли хоть неудобное, но все же убежище в конце поля.
В пути они говорили мало, но бродяга все время что-то бормотал про себя. Он терзался тревогой; его укусила собака — а что, если она бешеная?
— Ясно, я заболею, — твердил он. — Не миновать.
Вскоре Билби перестал прислушиваться к бормотанию своего спутника. Его мысли были заняты другим. Из головы не выходил белый как лунь старик в кресле и его странное поведение.
— Он проснулся, когда вы там были? — наконец решился он спросить.
— Кто проснулся?
— Тот старик.
Бродяга секунду помолчал.
— Он не мог проснуться, дурачок, — сказал он.
— Но… почему же…
— Да разве ты ничего не понял? Он же загнулся… отдал концы — как раз в ту минуту, когда ты его увидел.
На мгновение Билби потерял дар речи. Потом еле слышно пролепетал:
— Так, по-вашему… он… умер?
— А ты и не знал? Батюшки, какой ты еще младенец!
Вот так Билби впервые в жизни увидел смерть. До этого дня ему не приходилось видеть покойников. И всю следующую ночь ему снился белый как лунь старик, он медленно открывал свои странные глаза, склонял голову набок и вдруг как-то нелепо раскрывал рот.
Всю ночь напролет эта белая фигура витала над морями беспросветных ужасов. Она не исчезала ни на секунду, и все же мальчика одолевали еще и другие мучительные мысли. В первый раз в жизни он спрашивал себя: «Куда я иду? К какому берегу меня несет течением?» Там, куда не простиралась тень старика, ему виделись только тюрьмы.
Да, конечно, он самый настоящий грабитель, и где-то во мраке ночи его уже ищут слуги оскорбленного закона. А оттого, что и бродяга тоже трусил, Билби становилось еще страшнее.
Он пытался сообразить, что ему делать утром. Он отчаянно боялся рассвета. Но как тут собраться с мыслями, когда бродяга без конца ворчит и жалуется. Непременно нужно от него сбежать, но Билби так устал, так перепугался, где уж тут думать о побеге! Да и, кроме того, не оставлять же этому бродяге все свои деньги! И потом, ведь там, подальше, уже не слышно будет голоса бродяги; там простирается тьма, в которой сегодня уж наверно его подстерегают неведомые чудовища.
А может быть, искать защиты у закона? Признаться во всем? Говорят, бывает так: человек приходит и говорит: хочу дать показания…
Ночь была лунная, но страхи не исчезали. По небу то и дело, заслоняя луну, невероятно медленно ползли маленькие рваные черные облачка. Таких черных облаков Билби в жизни своей не видал. Они были точно гробовые покровы, подбитые белоснежным мехом, и тянулись нескончаемой вереницей. И вдруг одно из них медленно, страшно разинуло рот…
Иногда бродяга во сне неловко поворачивался и будил его; и тогда из темноты снова слышался голос: бродяга все жаловался на свою несчастную участь, уверял, что непременно умрет от водобоязни, и ругательски ругал всех сторожевых псов на свете.
— Я знаю, бешенства мне не миновать, — ныл он. — У меня всегда была склонность к водобоязни, всегда воду не выносил. А уж теперь мне крышка.
— Подумать только, держать такого зверя! И натравливать его на людей! А еще говорят, все люди — братья. Где же справедливость, где человечность? Натравливать этакого зверя на ближнего своего! Да еще зверь-то ядовитый, как укусит, так помрешь. И смерть какая мучительная! Где же здравый смысл, где братские чувства?!
— Как он цапнул меня, как штаны прокусил, зубы острые… Ф-фу!
— Нужно такой закон сделать, чтоб не держать собак. В городах от них одно неудобство, а в деревнях он и просто опасны. Нет, нельзя их держать ни в городе, ни в деревне… или уж сперва дайте каждому человеку есть досыта три раза в день. Тогда и держи собаку, коли охота… Да только собака чтоб была здоровая, не бешеная…
— …А, чтоб тебе… если б только я не замешкался там, у курятника…
— …Мне бы надо было пнуть ее ногой…
— …Всякий человек обязан бить собаку. Как увидел собаку — вдарь ее! Ненавидеть собак — это правильно, это уж в крови. Коли они были бы звери разумные, правильно понимали бы свое место в жизни, ни одна ни в жизнь бы не посмела укусить человека.
— …А коли укусила — пристрелить ее, и весь разговор.
— …Ну уж теперь пусть только мне подвернется случай трахнуть собаку камнем — зевать не стану! Раньше-то я с ними больно церемонился…