Раза два, однако, он оказывался в ужасном положении — даже самые вопросы его выглядели подозрительно. Трижды он принимался за свои воспоминания о Южной Африке, в которых то и дело встречались провалы, и ему только чудом удалось избегнуть разоблачения. Особенно неприятно обернулся для него один рассказ о том, как на их ферму напали туземцы, выкрали всех страусов, и весь скот, и всех кур, и все белье, которое развесила его мать, — «словом, все, что попалось под руку», — и как он, с отцом и братом, вовремя подоспев к месту происшествия, целую ночь преследовали грабителей, ориентируясь по пятнам белых одежд, которые те на себя набросили. Ей показалось это «странным». Странным! Но одно как-то цеплялось за другое, и стиранное матерью белье, вначале обратившее на себя ее внимание, пришлось очень кстати, когда она спросила, как же можно ночью преследовать чернокожих. «Да, обычно это невозможно», — сказал он, запинаясь. И вот тут-то белье спасло его. Однако, если бы она подумала хоть немного, то поняла бы, как все это невероятно глупо!
В воскресенье ночью на мистера Хупдрайвера неожиданно напала бессонница. Неизвестно почему он вдруг понял, что он презренный лжец. Наступил понедельник, а он все вспоминал свои выдуманные приключения и спасался бегством от суда негров племени матабеле, одетых в краденое белье; а когда он попытался отделаться от этих мыслей, перед ним возникла финансовая проблема. Он слышал, как пробило два часа, потом три.
— Доброе утро, мэм, — сказал Хупдрайвер, когда Джесси в понедельник утром спустилась к завтраку в «Золотом фазане»; он улыбнулся, поклонился, потер руки, выдвинул для нее стул и снова потер руки.
Она внезапно остановилась и озадаченно посмотрела на него.
— Где я могла это видеть? — спросила она.
— Стул? — спросил Хупдрайвер, вспыхнув.
— Нет, эти манеры.
Она подошла и протянула ему руку, с любопытством глядя на него.
— И это «мэм»?
— Это привычка, — сказал мистер Хупдрайвер с виноватым видом. — Скверная привычка — называть даму «мэм». Но это все наша колониальная дикость. Там, в глуши… знаете ли… дамы встречаются так редко… мы их всех называем «мэм».
— У вас забавные привычки, братец Крис, — сказала Джесси. — Прежде чем вы продадите свои алмазные акции, и вернетесь в общество, и выставите свою кандидатуру в парламент — до чего же хорошо быть мужчиной! — вам надо избавиться от них. Например, эта привычка кланяться, и потирать руки, и смотреть выжидающе.
— Но это привычка.
— Понимаю. Но не думаю, чтоб это была хорошая привычка. Ничего, что я вам это говорю?
— Нисколько. Я вам очень благодарен.
— Не знаю, хорошо это или плохо, но я очень наблюдательна, — сказала Джесси, глядя на стол, накрытый к завтраку.
Мистер Хупдрайвер поднес было руку к усам, но, подумав, что это тоже может оказаться дурной привычкой, полез вместо этого в карман. Он чувствовал себя чертовски неловко, по его собственному выражению. Джесси перевела взгляд на кресло, заметила, что у него отодралась обивка, и, вероятно, желая показать, как она наблюдательна, повернулась к мистеру Хупдрайверу и спросила, нет ли у него булавки.
Рука мистера Хупдрайвера невольно потянулась к лацкану пиджака, куда он по привычке воткнул две случайно найденные булавки.
— Какое странное место для булавок! — воскликнула Джесси, беря булавку.
— Это очень удобно, — сказал мистер Хупдрайвер. — Я перенял это у одного приказчика в магазине.
— Должно быть, вы очень аккуратный человек, — сказала она, опускаясь на колени возле кресла.
— В центре Африки — я хотел сказать: в глубине — поневоле научишься беречь каждую булавку, — сказал мистер Хупдрайвер после заметной паузы. — Нельзя сказать, чтобы в Африке было много булавок. Они там на земле не валяются.
Лицо его было теперь ярко-розового цвета. Где в следующий раз прорвется наружу приказчик? Он сунул руки в карманы, потом одну руку вынул, украдкой вытащил вторую булавку и осторожно швырнул ее назад. Булавка со звоном упала на каминную решетку. К счастью, Джесси ничего по этому поводу не сказала, занятая ремонтом кресла.
Мистер Хупдрайвер не стал садиться, а подошел к столу и оперся на него, положив кончики пальцев на скатерть. Почему-то страшно долго не подавали завтрак. Он взял свою салфетку, внимательно осмотрел кольцо, пощупал ткань и положил салфетку обратно. Потом ему вдруг захотелось пощупать дупло в зубе мудрости, но, к счастью, он вовремя спохватился. Внезапно он заметил, что стоит за столом, словно за прилавком, и поспешил сесть. А сев, забарабанил пальцами по столу. Ему было страшно жарко и ужасно не по себе.