В отношении внука Сомс был осведомлен не больше, чем в октябре. Флер провела рождество у Монтов, но обещала скоро приехать к нему. Надо будет заставить мать расспросить ее.
Погода стояла удивительно мягкая. Сомс даже выехал как-то на лодке поудить рыбу. В теплом пальто он стоял с удочкой, ожидая окуней или плотвы покрупнее, но выудил только пескаря — никому не нужен, даже прислуга их нынче не ест. Его серые глаза задумчиво смотрели на серую воду под серым небом, и он мысленно следил за падением марки. Она упала катастрофически одиннадцатого января, когда французы заняли Рур. За завтраком он сказал Аннет:
— Что выделывают твои соотечественники! Посмотри, как упала марка!
— Какое мне дело до марки? — возразила она, наливая себе кофе. — Мне нужно, чтобы они не смели больше нападать на мою родину. Я надеюсь, что они испытают хоть часть тех страданий, которые испытали мы.
— Ты, — сказал Сомс, — ты-то никаких страданий не испытала.
Аннет поднесла руку к тому месту, где должно было находиться ее сердце, в чем Сомс иногда сомневался.
— Я испытывала страдания тут, — проговорила она.
— Что-то не замечал. Никогда ты не сидела без масла.
— Что же, по-твоему, будет с Европой в ближайшие тридцать лет? Что будет с британской торговлей?
— Мы, французы, смотрим дальше своего носа, — горячо возразила Аннет. — Мы знаем, что побежденных нужно действительно подчинить себе, иначе они начнут мстить. Вы, англичане, такие тряпки!
— Тряпки? — повторил Сомс. — Говоришь, как ребенок. Разве мы могли бы занять такое положение в мире, если бы были тряпками?
— Это — от вашего себялюбия. Вы холодны и себялюбивы.
— Холодны, себялюбивы — и тряпки! Нет, это не подходит. Поищи другое определение.
— Ваша тряпичность — в вашем образе мыслей, в ваших разговорах; но ваш инстинкт обеспечивает вам успех, а вы, англичане, инстинктивно холодны и эгоистичны, Сомс. Вы все — помесь лицемерия, глупости и эгоизма.
Сомс взял немного варенья.
— Так, сказал он, — ну, а французы? Циничны, скупы, мстительны. А немцы — сентиментальны, упрямы и грубы. Обругать другого всякий может. Лучше держаться Друг от Друга подальше. А вы, французы, никогда этого не делаете.
Статная фигура Аннет надменно выпрямилась.
— Когда связан с человеком так, как я связана с тобой, Сомс, или как мы, французы, связаны с немцами, надо быть или хозяином, или подчиненным.
Сомс перестал мазать хлеб.
— А ты себя считаешь хозяином в этом доме?
— Да, Сомс.
— Ах так! Можешь завтра же уезжать во Францию.
Брови Аннет иронически поднялись.
— Нет, друг мой, я, пожалуй, подожду, ты все еще слишком молод.
Но Сомс уже пожалел о своем замечании — в свои годы он совсем не хотел таких передряг — и сказал более спокойно:
— Компромисс — это сущность всяких разумных отношений и между отдельными людьми и между странами. Нельзя чуть ли не каждый год заново портить себе жизнь.
— Это так по-английски! — пробормотала Аннет. — Мы ведь никогда не знаем, что вы, англичане, будете делать. Вы всегда ждете, откуда подует ветер.
Сомс, как ни глубоко он сочувствовал такой характеристике, во всякое другое время обязательно стал бы возражать — неудобно признаться в собственном непостоянстве. Но марка падала, как кирпичи с воза, и он был раздражен до последнего предела.
— А почему бы нам и не выжидать? Зачем бросаться в авантюры, из которых потом не выберешься? Я не желаю спорить. Французы и англичане никогда не ладили между собой и никогда не поладят.
Аннет встала.
— Ты прав, мой друг. Entente, mais pas cordiale[17]. Что ты сегодня делаешь?
— Еду в город, — хмуро ответил Сомс. — Ваше драгоценное правительство напортило во всех делах так, что дальше идти некуда.
— Ты будешь там ночевать?
— Не знаю.
17
Согласие, но не сердечное (франц.). — «Сердечное согласие» союз Англии и Франции, заключенный в 1904 году.