— Да, — сказал он, — и я могу привести вам пример, какого вам в ваше время не найти. Когда я совсем молодым человеком был в Швейцарии с родными, мои две сестры купили вишен. Когда они съели штук шесть, то вдруг увидели, что в каждой вишне сидит маленький червячок. Там был один англичанин-альпинист. Он увидел, как они были расстроены, и съел все остальные вишни — с косточками, с червями, целиком, — просто чтобы успокоить их. Вот какие в те времена были люди!
— Ой, папа!
— Ого! Наверно, он был в них влюблен.
— Нет, — сказал Сомс, — не особенно. Его фамилия была Паули, и он носил бакенбарды.
— Кстати, о боге и дилижансах: я вчера видел экипаж, — вспомнил Обри Грин.
«Было бы более кстати, если бы вы видели бога», — подумал Сомс, но не сказал ничего вслух и даже удивился этой мысли — он-то сам никогда не видел таких вещей.
— Может быть, вам неизвестно, сэр, что сейчас гораздо больше верующих, чем до войны. Люди открыли, что у них есть не только тело.
— Ах, Обри, вспомнила! — вдруг сказала Флер. — Не знаете ли вы каких-нибудь медиумов? Нельзя ли мне заполучить кого-нибудь из них к себе? На таком полу, как у нас, да еще если Майкла выставить за дверь, можно наверняка сказать, что никакого обмана не будет. Бывают ли эти чернокнижники в свете? Говорят, что они необычайно увлекательны.
— Спиритизм! — буркнул Сомс. — Угу-мм! — он не мог бы выразить свою мысль яснее, говори он хоть полчаса!
Глаза Обри Грина скользнули по Тинг-а-Лингу.
— Попробую вам это устроить, если вы мне дадите вашего китайчонка на часок завтра днем. Я приведу его назад на цепочке и накормлю самыми вкусными вещами.
— А зачем он вам?
— Майкл прислал мне сегодня замечательную маленькую натурщицу, но, понимаете, она не умеет улыбаться!
— Майкл?
— Да. Совершенно новый тип, и я кое-что задумал. Когда она улыбается, будто луч солнца скользит по итальянской долине; но когда ее просишь улыбнуться, она не может. Я и подумал — не рассмешит ли ее ваш китайчонок?
— А мне можно прийти взглянуть? — спросила Флер.
— Да, приведите его завтра сами; но если я ее смогу уговорить, она будет позировать для нагой натуры.
— О-о! А вы мне устроите спиритический сеанс, если я вам одолжу Тинга?
— Устрою.
— Угм-мм, — снова проворчал Сомс.
Сеансы, итальянское солнце, нагая натура! Нет, пора ему снова заняться Элдерсоном, посмотреть, чем можно помочь, а эти пусть играют на скрипке, пока Рим горит!
— До свидания, мистер Грин, мне некогда, — сказал он вслух.
— Чувствую, сэр, — сказал Обри Грин.
«Чувствую!» — мысленно передразнил его Сомс, уходя.
Обри Грин тоже ушел через несколько минут встретив в холле какую-то даму, просившую доложить о себе.
А Флер, оставшись наедине со своим телом, снова провела по нему руками сверху вниз. «Нагая натура» напомнила ей об опасности слишком драматических переживаний.
V
ДУША ФЛЕР
— Миссис Вэл Дарти, мэм.
Имя, которое даже Кокер не смог исказить, подействовало на Флер так, словно чей-то палец внезапно притронулся к обнаженному нерву. Холли! Флер не видела ее с того дня, как вышла замуж не за Джона. Холли! Целый поток воспоминаний — Уонсдон, холмы, меловая яма, яблони, река, роща, Робин-Хилл! Нет! Не слишком приятно видеть Холли; и Флер сказала:
— Как мило, что вы зашли.
— Я сегодня встретилась с вашим мужем на Гринстрит, и он пригласил меня. Какая чудесная комната!
— Тинг! Пойди сюда, я тебя должна представить. Это — Тинг-а-Линг, правда — совершенство? Он немного расстроен из-за новой обезьянки. А как Вэл, как милый Уонсдон? Там было так изумительно спокойно.
— Да, славный, тихий уголок. Мне никогда не надоедает тишина.
— А как… как Джон? — спросила Флер с легким сухим смешком.
— Разводит персики в Северной Каролине. Британская Колумбия не подошла.
— Вот как! Он женат?
— Нет.
— Он, верно, женится на американке.
— Ведь ему еще нет двадцати двух лет.
— Господи! — сказала Флер. — Неужели мне только двадцать один год! Мне кажется, будто мне сорок восемь.
— Это оттого, что вы живете в гуще всех событий и встречаете такую массу людей.
— И, в сущности, никого не знаю.
— Разве?
— Конечно нет. Правда, мы все зовем друг друга по именам, но в общем…