и молодой.
А от тайги до британских морей
Тёмные вышки росли лагерей.
Если бы не было этого дня,
Если бы не было этого вечера, —
Значит — и не было в мире меня,
И обо мне разговаривать нечего.
В небе заката лежит поперечина,
В ней уже мало осталось огня.
Сам себе долю бродяжную выбери
И по окольным дорогам кружись.
Но и за четверть секунды до гибели
Помни, что чудом была твоя жизнь.
Каждому встречному дереву радуйся,
Кланяйся солнцу, приветствуй дожди.
И ничего, что ты прожил без адреса,
Только ответа на письма не жди.
Всё, во что верил, и всё, за что ратовал, —
Кажется, кануло в тёмный пролом.
Может быть, ангел почтовый припрятывал
Письма твои у себя под крылом?
Вслушайся в звёздную ночь одиночества
И ничего от людей не таи:
Ангелу, может, доставить захочется
По назначению письма твои.
* * *
Привыкали мы всякую ересь
Читать на страницах газет.
Твердят, с географией сверясь,
Что я эмигрантский поэт.
Я знаю — всё стерпит бумага,
Чем люди её нагрузят.
Но если я даже бродяга,
У книг моих есть адресат.
Пускай и ухабы и встряски —
Моё кочевое житьё,
Но разве должно быть в участке
Прописано слово моё?
Иль, может быть, критик циничный
Действительно способ нашёл
В стихи мои столб пограничный
Забить, как осиновый кол?
Художника судят по краскам,
Поэта — по блеску пера.
Меня называть эмигрантским
Поэтом? Какая мура!
* * *
Гурьбою по булыжной мостовой
Сухие листья гнались друг за другом,
Да из-за веток яблони кривой
Звезда глядела на меня с испугом.
А я припоминал за пядью пядь
Всю жизнь мою и славил Божью милость,
И мне хотелось людям рассказать
О том, что на земле со мной случилось.
И жизнь мою укладывал я в стих
С паденьями, со взлётами, с грехами,
Да у меня и не было других
Причин, чтоб разговаривать стихами.
* * *
Он красоту от смерти уносил!
Бунин
Олень упал. Пробила шею пуля.
За деревом, его подкарауля,
Стояла смерть в дублёном кожухе,
В папахе старой и с ружьём в руке.
Олень хрипел и скрёб рогами пень,
И, умирая, вздрагивал олень.
Казалось, что он жаловался громко,
Казалось, что, собрав остаток сил,
Он Бунину рассказывал о том, как
Он красоту от смерти уносил,
Как жил в лесу, щипал кусты по скалам
И спал, укрывшись звёздным покрывалом.
И в тот же самый день в больнице где-то
Родился человек и стал кричать.
О нём уже заполнена анкета,
Указаны его отец и мать,
Какой в нём вес, глаза какого цвета,
Стоит на папке номер и печать.
В хранилище особого отдела
Заведено на человека дело.
И кажется, что в этой папке плотной
Весь человек упрятан как живой —
Он с метрикой, он с книжкою зачётной,
С дипломом он и с книжкой трудовой,
Он с паспортом и с воинским билетом,
Он на расправу справкам и анкетам
И бюрократам выдан с головой!
Там аккуратно сложен каждый листик,
Там человек измазан дёгтем лжи
И вывален в пуху характеристик!
И в сыске искушённые мужи
Там только ждут условленного знака,
Чтоб, шутку безобидную твою
Истолковав превратно и двояко,
Состряпать уголовную статью.
А мне бы жить и умереть оленем,
Над озером в заснеженном лесу,
Где каждый вяз могучим разветвленьем
Удерживает звёзды на весу.
Пускай всю жизнь облавы, и погони,
И ледяные ветры всех ночей,
Но только б не за проволокой в Зоне
Под отческим присмотром стукачей.
ПАМЯТИ СЕРГЕЯ БОНГАРТА
Ну вот, погостил и ушёл восвояси,
За друга в пути — мой сегодняшний тост!
Он с нашей планеты уходит по трассе
Поэтов, художников, ангелов, звёзд.
Я знаю — ему и сейчас не до смерти.
Я знаю, что смотрит он пристально вниз,
Туда, где остался стоять на мольберте
Последний набросок — прощальный эскиз.
Серёжа, мы в Киеве, в тёмной квартире.
Когда-то с тобою мы встретились здесь.
На старой газете картошка в мундире,
А в кружках какая-то горькая смесь.
И всюду подрамники, кисти, окурки,
И прямо с мольберта глядит с полотна
Парнишка в распахнутой лихо тужурке,
Склонённый в тоске над стаканом вина.
Так вот в чём искусства могучее чудо:
С такою тоскою глядит паренёк,
Таким одиночеством дует оттуда,
Что глянешь — и ты уж не так одинок.
Мы выросли в годы таких потрясений,
Что целые страны сметали с пути,
А ты нам оставил букеты сирени,
Которым цвести, и цвести, и цвести.
Еще и сегодня убийственно-густо
От взрывов стоит над планетою дым,
И всё-таки в доме просторном искусства
Есть место стихам и картинам твоим.
И ты не забудешь на тёмной дороге,
Как русские сосны качают верхи,
Как русские мальчики спорят о Боге,
Рисуют пейзажи, слагают стихи.
* * *
Рюрику Дудину
Где машина мчится за машиной
И под мост ныряет, как в провал,
Эллина в тунике с дудкой длинной
Кто-то на стене нарисовал.
Кружатся однообразно сутки,
День и ночь машины мчат и мчат,
День и ночь играет он на дудке,
Как тысячелетия назад.
Ничего, что ветры воют дико,
Что снега бегут над ним гурьбой,
Что с годами синяя туника,
Выцветая, стала голубой,
Что вблизи встаёт махиной жуткой
Небоскрёб во весь гигантский рост…
Как тебя с твоей смешною дудкой
Занесло сюда, под этот мост?
Ты о чём горюешь одиноко,
И в уединении своём,
Может быть, играешь песню Рока
Тем, кто тут мелькает за рулём?
Ты глядишь из мрака ниши узкой
И напоминаешь мне о том,
Что и я с моею дудкой русской
Оказался где-то под мостом.
* * *
Меж небом и землёю в коридоре,
Похожие на поседевших птиц,
Мои друзья и я в житейском море
Качаемся на палубах больниц.
А было путешествие отменным,
Благоговейно поклонились мы
Камням Европы, всё еще священным,
Америки увидели холмы.
Спеша путем подъёмов и обвалов,
Мы чувствуем по холоду в груди,
Что никаких других не будет палуб,
Что гавани остались позади.
* * *
Сам я толком не знаю,
Что от жизни я жду.
На подножку трамвая
Я вскочил на ходу.
Да, наверное, круто
Повернув невзначай,
Где-то сбился с маршрута
Непутёвый трамвай.
И вагон как попало
Скрежетал, громыхал
С одного перевала
На другой перевал.
Отовсюду нагрянув,
Обступили меня
Карусели каштанов
И домов толкотня,
Блёстки звёздных колючек,
Пляс осенней трухи,
Мне не выдумать лучших,
Чем вот эти стихи.
И, пожалуй, что в этом
Биография вся:
Оставался поэтом,
На подножке вися.
ПРИТЧА О ВРЕМЕНИ,ИЛИ РАЗГОВОР ПЕРЕД НОВЫМ ГОДОМ
— Ты что суетишься?
— Да вот,
Спешка к празднику, к Новому Году.
— А по мне новогодних забот
Хоть и вовсе бы не было сроду.
Что мне нового год принесёт?
Время? С вечною рифмою — бремя?!
Новый камень, что в мой огород
Зашвырнёт вероломное время?
Каждый миг, каждый времени шаг
Мне на плечи ложится поклажей,
Новый Год — он не просто мне враг,
Он командует армией вражьей.
Так зачем же, подумай, врагу
Мне устраивать пышную встречу?
— Я попробую, если смогу,
На твои обвиненья отвечу.
Знаешь, так уж издревле пошло:
Тёща всякая — зло безусловно,
И, конечно, такое же зло,
Скажем, тёща Надежда Петровна.
Ну, а бабушка, наоборот,
Теплота, доброта и забота —
Тешит сказками, песни поёт
И всегда опекает кого-то.
Только разум смущается наш,
Тут какой-то просчёт, безусловно,
Так как бабушка — это она ж,
Та же тёща, Надежда Петровна.
Да, пугает нас времени нож,
Точно ад надвигается Дантов,
Только всё ж неизменно хорош
В полночь бой новогодних курантов.
Пусть кругом всё идет ходуном
За столом с новогодним вином,
Все мы любим весёлую встряску.
Вместо тёщиных каверз мы ждём,
Что расскажет нам бабушка сказку.
МОНОЛОГ ПЕНСИОНЕРА
Всё-таки целебны
У отставки качества:
С лямкою служебной
Расквитался начисто!
Отгавкал своё, оттявкал,
Отрявкал, теперь — отставка!
Грызитесь из-за прибавки,
А я посижу на травке!
В отставке живу, в отставке
От вас и от вашей лавки,
От вашей трамвайной давки,
От канцелярской гонки —
В сторонке стою, в сторонке!
Чуть не жизнь на вас убухав,
Еле ноги уволок
От интриг, от сплетен, слухов,
От подвохов, дрязг и склок!
От клоаки свалочной
И от клики сволочной
С её привычкой лавочной
Всегда бежать за ветчиной,
Чтобы урвать добавочный
Кусок очередной!
В отставке живу, в отставке!
Кусайте друг друга, шавки!
Ставьте десять раз на дню
Друг на друга западню!
Своему коллеге ловко
Мышьяка подсыпь в стакан!
У коллеги — мышеловка,
У тебя зато — капкан!
Надевайте тёмной ночкой
На коллег удавочки!
А я нюхаю цветочки
Да сижу на лавочке!
* * *
Всё оказалось очень просто:
Я заглянул в полуподвал,
И там от Каменного гостя
Я жизнь свою застраховал.
И мне нотариус румяный,
Прощаясь, нежно руку жмёт,
Клянётся мне, что с донной Анной
Не будет никаких хлопот.
Он, с каждым годом богатея,
Ведёт успешные дела,
И даже печень Прометея
Застраховал он от орла.
* * *
В различных проявленьях бытия
Усматривал философ связь живую.
Так, например: я мыслю, значит, я,
По мнению Декарта, существую.
Тут логики несокрушимый вал,
Но верить ей не стану раболепно.
Я плохо мыслил, а существовал —
Осмелюсь утверждать — великолепно.
Как знать, на небе пятом иль седьмом,
А может быть, на небе двадцать третьем
Мы будем обладать иным умом
И логику совсем иную встретим.
И может быть, за этим звёздным рвом
Столкнёмся мы с совсем другим порядком,
И мозг, что был природы торжеством,
Слепой кишки окажется придатком.
Опять я убеждаюсь и опять,
Что жалок ум, что интеллект заносчив,
Что мир куда верней воспринимать
На глаз, на вкус, на нюх, на слух, на ощупь.
* * *
Я слушал стиха соловьиную медь,
Хотелось уметь этой медью греметь,
Но жизнь меня вкривь потащила и вкось,
А всё-таки жалко, что не удалось.
Зачем же хитрить напоследок с собой?
Будь счастлив своей эмигрантской судьбой,
На позднее чудо надеяться брось,
А всё-таки жалко, что не удалось.
Ну что же, плыви по вселенной, поэт,
Твой адрес теперь между звёзд и планет,
С землёю в разлуке и с музою врозь,
А всё-таки жалко, что не удалось.
Хотелось найти мне такие слова,
Которые так же шумят, как листва,
Чтоб солнце стихи пронизало насквозь,
А всё-таки жалко, что не удалось,
Что замыслы все разлетелись, как дым,
Что стих не согрел я дыханьем своим,
Что зря понадеялся я на авось.
А всё-таки жалко, что не удалось!
* * *
Посмотри, как торопится птица,
Видно, время и мне торопиться,
Видно, время и мне подошло
Распрямить для полёта крыло.
Посмотри, как торопится птица,
Видно, мне торопиться пора,
Закружился каштан темнолицый,
Как шаман, посредине двора.
И листва у дороги шоссейной
Все откосы усыпала сплошь,
На костлявых танцоров Гольбейна
Каждый вяз придорожный похож.
…Скоро с этого аэродрома
Ты отправишься, мой самолёт,
В неизбежный, крутой, незнакомый,
Невозвратный, последний полёт.
* * *
Где-то вверху, за холмы уходя,
Гром грохотал тяжело.
Шлёпают крупные капли дождя
О ветровое стекло.
Может быть, так же, сквозь дождь, Одиссей
В море смотрел с корабля.
Кинулась сразу махиною всей
Мне под колёса земля.
Крупные капли дождя тяжелы,
Наискось бьют по стеклу.
Сосен стволы выплывают из мглы
И уплывают во мглу.
День, поскорее приди и рассей
Этот ненастный покров.
Может быть, так же кружил Одиссей
Возле чужих островов.
Верно, казалось, что рядом встают
Стены Итаки во тьме.
Моря ночного чудовищный спрут
Ёрзал уже по корме.
С шумом и там подымались и тут
Щупальцы смерти самой.
Но хорошо, что хоть в песнях поют,
Что он вернулся домой.