Снова стало видно, слышно стало:
Звон травы, фонарик рыбака…
Снова море шорохом усталым
Говорит, что полночь глубока.
На рассвете дрожь щекочет кожу,
И свернуться хочется в клубок;
На рассвете снится теплый кожух
Дедушкин, уютен и глубок,
Или — сумка (утром сны — о детском)
И цветные в ней карандаши…
На рассвете сны мои не бегство ль
В прошлое стареющей души?
Вот отец, собрав на переносьи
Складки лба, взглянул на шалуна,
И бровей его седоволосье —
Страшно молвить — как у колдуна!
Ты проснешься раньше. И, на локоть
Опершись, — в твоих глазах испуг, —
Поглядишь: из мглы голубоокой
Выплывает алый полукруг.
И, от ночи на земле продрогнув,
Сонной лени разомкнув кольцо,
Взглянешь ты внимательно и строго
На худое милое лицо…
И, упав, чтоб телом греться возле,
Вновь сомкнешь томление и лень.
А восток уже над морем розлил
Золотой и розоватый день…
«Лечь, как ложится камень…»[232]
Лечь, как ложится камень
На верстовом пути,
И обрасти веками,
В землю до плеч уйти.
Слушать, уставя челюсть
В травы тропы живой, —
Люди шагают через
Каменный череп твой.
Знать, впереди и эти
Лягут: за рядом ряд…
Вот твой удел, Бессмертье,
Высшая из наград!
ИЗ ПОТЕРЯННОЙ ПОЭМЫ («… Двойную тяжесть мы с тобой несем…»)[233]
… Двойную тяжесть мы с тобой несем,
Нам каждый день, как крепость, отдан с боем,
И рассказать, поведать обо всем
Немыслимо, пожалуй, нам обоим.
У каждого есть некая черта,
И за нее друг друга мы не пустим;
Она встает как некий Гибралтар,
И лишь за ней — нестиснутое устье,
Где подлинность. И там позор и страх,
И там, и там… — не слушай, голубица! —
Там полночью тоскуют у костра
Убийца черный и самоубийца.
Они молчат. Глядят на блеск огня.
Так смотрят совы — кругло, неотводно…
А где-то плачет, не дождавшись дня,
Двум выродкам на поруганье отдан,
Ребенок-сердце…
МЫ СВЯТО ВЕРИМ В ТЕБЯ, РОССИЯ («Христос Воскресе! — Сквозь все тревоги…»)[234]
Христос Воскресе! — Сквозь все тревоги
И все лишенья — сияет свет,
И пусть тернисты еще дороги,
Но вере в счастье не скажем: «Нет»!
Христос Воскресе! — Года лихие
Промчат бесследно и навсегда.
Мы вновь увидим поля России
И скажем жизни воскресшей: «Да»!
Христос Воскресе! — Пусть вьются тучи
И ночь над нами мрачна, как бред,
Но бодро верим мы в жребий лучший
И дням грядущим не скажем: «Нет»!
Христос Воскресе! — Из ночи звездной
Нам стяг Российский несут года, —
Мы невредимо пройдем над бездной
И смело скажем надежде: «Да»!
Христос Воскресе! — Над темным бредом
Советских подлых, проклятых лет —
Пройдем мы к русским, святым победам
И всем отпавшим ответим: «Нет!»
Христос Воскресе! — Лихие, злые
Умчат годины, падут года.
Мы свято верим в тебя, Россия,
Твоей победе гремим мы: «Да»!
ПОДВИГ («Обозный люд, ленив и беззаботен…»)[235]
Обозный люд, ленив и беззаботен,
Разбрелся по халупам и дворам.
Всё небо в тучах. Маленький Сахотин
В дожде, в ветру… и с ним по временам
Гул долетает канонады тяжкий…
В оконных рамах дребезжит стекло.
А вот штандарт. И у штандарта с шашкой
Стоит казак. И шашка — наголо.
Но что за крики, что за топот странный,
Чужих коней стремительная рысь?
К оружию!.. Немецкие уланы
В несчастное местечко ворвались!
Они неслись, как буревая туча.
Кто даст отпор? Победа им легка…
Обоз захвачен, и плачевна участь
Штандарта беззаботного полка!
Ужели враг его святыню отнял?
Погибла честь, и рок неумолим?
Но в это время забайкальскии сотник
С разведки шел. Лишь девять сабель с ним.
— За мной, орлята! — Ринулись казаки, —
Так в груду тел врезается ядро.
И все трофеи, не приняв атаки,
Им возвратил немецкий эскадрон.
Святой Георгий грудь героя тронул,
И белый крестик засиял на ней.
Но кто герой истории моей,
Кто этот сотник? Атаман Семенов.
БЕДНОСТИ («Требуй, Бедность, выкупа любого…»)[236]
Требуй, Бедность, выкупа любого
Из твоих когтей, —
Отбирай из самого святого,
Что всего святей!
Отнимай, как победитель грубый,
Всё и навсегда:
Приказания твои — как трубы
Страшного Суда!
Вымогай заимодавцем грозным,
Ставь на правежи!
Чахлым недугом туберкулезным
К койке привяжи!
Наклоняй негнущуюся спину,
Бей кнутом по ней;
Укажи холопство дворянину
Голубых кровей!
Вкладывай топор тяжеловесный
В руки батраку;
Шествуй вместе с девушкой чудесной
В спальню к старику…
Что еще… С покорностью какою
К алтарю припасть?
Не себя ли собственной рукою
Пред тобой закласть?
вернуться
«Лечь, как ложится камень…». Р. 1936, № 33.
вернуться
Из потерянной поэмы («…Двойную тяжесть мы с тобой несем…»). Р. 1936, № 37.
вернуться
Мы свято верим в тебя, Россия! («Христос Воскресе! — сквозь…»). ЛА. 1936, № 3.
вернуться
Подвиг («Обозный люд, ленив и беззаботен…»). ЛA. 1936, № 10. Сахотин — городок на территории Австро-Венгрии (ныне в Словакии), где действительно имело место сражение, описанное Несмеловым. Атаман Семенов — Семенов Григорий Михайлович (1890–1946), атаман Сибирского казачьего войска. В 1917 поднял антисоветское восстание в Забайкалье. Преемник администрации Колчака. В 1945 году захвачен советскими войсками в Маньчжурии и казнен в Москве.
вернуться
Бедности («Требуй, Бедность, выкупа любого…»). «Ковчег» (Нью-Йорк, 1942). Для публикации (по автографу) было передано П.П. Балакшиным (1898–1990), находившимся с Несмеловым в переписке в 1936–1937 годах.