Выбрать главу
Хорошо ли мы живем иль худо, Но в пределах узкостей земных, — В наши дни не залетает чудо На поющих крыльях золотых.
Дважды два всегда для нас четыре, Измерений неуклонно — три, И наш мирик в безграничном мире Звездочкой тускнеющей горит.
Чем и как судьбу свою ни мерьте, К одному придете вновь и вновь: В два кнута от дня рожденья к смерти Нас торопят голод и любовь.
Но весною, души сблизив с небом, На минуту задержав свой бег, Вспомним мы, что не единым хлебом Жил гонимый к смерти человек,
И что есть Любовь совсем иная — Шире наших маленьких орбит, — Что Она приходит, обнимая Всё, что в муке немощей скорбит.
Раз в году огромные просторы Открывает для сердец Она, — Словно кто-то поднимает шторы И распахивает ширь окна.
А за ним — овеянная маем Даль полей, и ручеек, и лес, И тогда мы только вспоминаем, Что Христос — Воскрес.

АНТИЧНЫЙ МОТИВ («Цезарь на Форуме статуи ставит любимым…»)[275]

Цезарь на Форуме статуи ставит любимым, Виллы любовнице строит надменный богач… Мне ль состязаться, милая, с царственным Римом, Если Фортуна мне не дарует удач!
Даже ничтожным, той гладиаторской силой, Что восхищает наших надменных матрон, Мне не увлечь и не порадовать милой, Ибо я музой горьких раздумий пленен.
Что ж я ликую? Ах, обрывая беседу В час, когда пир к шумному близок концу, Ты обернешься и не ответишь соседу, Чтоб улыбнуться нежной улыбкой певцу.

БЕЗ РОЗ («В граненый ствол скользнула пуля…»)[276]

В граненый ствол скользнула пуля — Заряд старательно забит — Сто лет назад в тот день июля, Когда был Лермонтов убит.
Кто посягнул?.. Не франт заморский, А тоже русский офицер; Его в гостиных Пятигорска Ласкали, ставили в пример.
Но кавалером не из лучших, За дерзость сослан на Кавказ, Считался маленький поручик С тяжелым взглядом темных глаз.
Его стихи казались вздором И слишком речь была резка: Чернь оправдала дружным хором Смерть у подножья Машука.
И вот опять леса, поляны; Деревни русские ползут: К несчастной бабушке, в Тарханы, Поэта мертвого везут.
Не так ли в сивые метели Дорогой зимней, столбовой, И сани с Пушкиным летели И обгоняли волчий вой?
Свистел ямщик. Фельдъегерь хмуро Смотрел вперед и дул в кулак… Так началась литература И слава создавалась так!
И мы сказать, пожалуй, вправе (Без злобы, Боже упаси!), Что розы путь поэтов к славе Не устилали на Руси.

ГУМИЛЕВ («Прекрасен строгий образ Гумилёва!..»)[277]

И так сладко рядить Победу, Словно девушку, в жемчуга, Проходя по дымному следу Отступающего врага!
Прекрасен строгий образ Гумилева!.. Он в те года сияюще возник, Когда какой-то иссякал родник И дряблым, бледным становилось слово. И голосом трубы военной и суровой Его призыв воспрянул в этот миг, И, к небесам подъятый, тонкий лик Овеян был блистаньем силы новой.
О, этот очерк крепко сжатых губ!.. А в эти дни, не веря нашей яви, Блок забывал о доблести и славе И к чертовщине влекся Сологуб. Был страшен мир, где безмогильный труп Вставал и шел своей тропою навьей, А небеса уже закат кровавил, Вздымая ночь с уступа на уступ.
Мы провалились в грозную войну, Как в вырытую кем-то яму волчью, Мы стали жить испуганно и молча, В молчание повергнув всю страну, И, задыхаясь, ринулись ко дну… Лишь красный факел озарил окрестность, Как нетопырь, порхала неизвестность, Будившая набатом тишину.
Один лишь голос серебром звенел, И не был он никем перекликаем, Все мы его и в наши дни узнаем, Зане не заглушил его расстрел. Да, как бы резко залп ни прогремел, Каким бы ни был он зловещим лаем — Мы все-таки еще ему внимаем, Пусть сонм годин над нами прошумел!
Прекрасен грозный облик Гумилева! Как Лермонтов, он тоже офицер. А вы теперь наказаны сурово, Вы, сеятели басен и химер! …Грохочут танки. Вихорь битвы — сер, И вспыхивает в нем огонь багровый… Но где оно, водительское слово, Победно поднимающее всех?
И где они, где те певцы иные, Что заменили спящего мертво? Золотое сердце России Мерно билось в груди его.

«Воскресенье. Кружку пива…»[278]

Воскресенье. Кружку пива С пены белою каймой Девушка с лицом красивым Принесет на столик мой.
Как всегда, учтиво спросит, Как неделю поживал. И сосед мне скажет: «Прозит!», Поднимая свой бокал.
И движением учтивым Кружку подниму и я, Золотым, янтарным пивом Жажду вечную поя.
Что же, если тяжела нам Жизнь не нашею виной — Мерь ее, сосед, стаканом Или кружкою пивной!
И когда с четвертым «прозит» Вспыхнут в сердце огоньки, Мой сосед меня попросит Почитать ему стихи.
вернуться

275

Античный мотив («Цезарь на Форуме статуи ставит любимым…»). Р. 1941, № 27. Печ. по: Р. 1944. № 36.

вернуться

276

Без роз («В граненый ствол скользнула пуля…»). Р. 1941, № 31. Написано к столетию со дня гибели М.Ю. Лермонтова.

вернуться

277

Гумилев («Прекрасен строгий образ Гумилева…»). Р. 1941, № 36. Эпиграф — заключительная строфа стихотворения Н.С. Гумилева «Наступление» из сборника «Колчан» (1916). «Золотое сердце России / Мерно билось в груди его…» — В оригинале вместо «его» — «моей», эти строки предшествуют вынесенным в эпиграф к данному стихотворению.

вернуться

278

«Воскресенье. Кружку пива…». Р. 1941, № 40.