В ВАГОНЕ. Рассказ в стихах («В вагоне опускают полки…»)[293]
В вагоне опускают полки,
Совсем, совсем светло в окне,
Но целый день пустой и долгий
Еще нестись на север мне.
В вагоне людно, но сурово
Мне одиночество нести:
За целый день по-русски слова
Я не смогу произнести.
Гляжу в окно — на бег равнины,
На золотой ее пожар,
И ем лениво мандарины —
Твоей заботливости дар.
Встает медлительное солнце,
Снегам сиянье возвратив,
И золотит очки ниппонца,
Сидящего насупротив.
Его и девочку с ним рядом —
Светила лучезарный взор
Любовно дарит алым взглядом
И ускользает в коридор.
И оба жмурятся. Сурово
Отец ворчит — мешает свет.
А до меня, глухонемого,
Им никакого дела нет.
Скользит по мне, как по пустому,
Их взгляд, подобный мотыльку,
И скучно мне, совсем чужому,
Внимать чужому языку.
И вдруг (от солнца, от движенья,
От этих даже лиц чужих)
Я слышу в сердце пробужденье
Чувств утверждающих, живых.
И как толчок — подсказ сознанью,
Что не напрасно я лечу,
Что где-то теплит ожиданье
Свою бессонную свечу.
Что сердце чье-то четко числит
Поспешный маятника стук,
Что мы уже сплетаем мысли
О нашей встрече, милый друг!
Мне надо радости ответной:
Хотя б улыбки луч один
Мне как-то вызвать незаметно!..
И я последний мандарин,
Приняв почтительную позу,
Кладу девчонке на пальто.
«Пожалуйста, прошу вас… дозоо».
И мне в ответ: «Аригато!»
Она смеется и глазами —
На папеньку. Вот и отец
Заулыбался вместе с нами.
И отчуждению — конец!
О ДЕТСКОЙ МОЛИТВЕ («Мы молимся в битве…»)[294]
Мы молимся в битве,
В болезни, под гнетом бессилья,
А детской молитве
Дарованы легкие крылья;
Мы просим и плачем,
А там говорят как о должном, —
И как же иначе
Твердить о таком невозможном,
Как в осень о лете,
О лете еще небывалом,
А то о предмете
Таком умилительно малом,
Как встреча с лошадкой
На утренней ранней прогулке,
И даже о сладкой,
Посыпанной сахаром булке.
Нужны ли поклоны?
И так, для других незаметно,
С высокой иконы
Господь улыбнулся ответно.
И, сном онемелый,
Увидит счастливый ребенок,
Как ангельски-белый
К нему подойдет жеребенок
И станет ласкаться,
Доверчив, игрив и послушен…
Легко догадаться,
Что будет по-дружески скушан
Тот с кремовым слоем
Пирог золотистый, воздушный,
Который обоим
Предложит Хозяин радушный
Высокого рая,
Цветов и лужаек зеленых.
И, мать умиляя,
Во сне улыбнется ребенок.
Вы скажете: «Снится!
Мелькнуло на миг и погасло!»
Вам лучше бы — ситца,
Картошки, бобового масла;
Ведь вам для утробы,
Для вашей вещуньи угрюмой:
Еще и еще бы —
И бочкой, и возом, и суммой!
И бьете поклоны,
И даже обедня пропета.
Но с темной иконы,
Увы, не дождаться ответа!
Да, снится, конечно,
Но только Господь, а не ситцы,
И разве не вечно
Поэты и дети — сновидцы!
НАЧАЛО КНИГИ («Живущие в грохоте зычном…»)[295]
Живущие в грохоте зычном
Еще небывалой эпохи,
Дробящей бетонные глыбы,
Разящей и плавящей медь —
О комнатном, маленьком, личном,
О горе, о взоре, о вздохе,
О вздоре на всяческий выбор
Мы право имеем ли петь?
Изъяты из общего строя,
Под некой стеклянною банкой,
Живем в ограниченном круге,
Ничтожной судьбы соловьи,
Не видя вспылавшего боя,
Не слыша гремящего танка,
На дудочке, глупой подруге,
Выводим мы песни свои.
Но всё же не хмурься, потомок,
Когда посторонней заботой,
Направленной к пыли газетной,
Отыщешь и эту тетрадь, —
Пусть робкий мой голос негромок,
Но всё-таки верною нотой
Мне в этой глуши безответной
Порой удавалось звучать.
ПУШКИНСКИЙ МОТИВ («Поэтам часто говорят с укором…»)[296]
Румяный критик мой,
насмешник толстопузый…
Пушкин
Поэтам часто говорят с укором:
«Вот Пушкин — да, вот это был поэт!»
И этим как бы называют вздором
Их честный труд уже немалых лет.
Он так надменен, критик толстопузый!
Привычные слова ему легки,
Хотя из всех князей российской музы
Он помнит только полторы строки.
И вечен он. Бессмертье уготовил
Ему властитель подземельных сил:
Он Лермонтова Пушкиным злословил,
А Пушкина Державиным корил!
Приват-доцентик, адвокатик тусклый,
Он, шамкающий в критике мертво,
И против Блока напрягает мускул,
Чтоб в сатаниста превратить его!
Убрать курилку? Нет, зачем — не надо!
Пускай живет, пускай чадит, злодей:
Он за собою гонит только стадо,
Процеживая сквозь него людей.
вернуться
293
В вагоне
вернуться
295
Начало книги
вернуться
296
Пушкинский мотив