Вот, кряхтит в ночном просторе.Непонятна речь ее.Иль выплакивает горе,Горе личное свое?
Иль про горе мировоеНаше общее твердит?Иль о счастье быть живоюКак умеет говорит?
Иль, быть может, словно лебедь,Плачет, покидая свет?Или бредит (как не бредить?)Тем, чего на свете нет?
* * *
Какой глубокий, неземной покой:Улыбка не мелькнет, слеза не брызнет.Задумчиво-взыскательной душойОна такой хотела быть при жизни.
И я смотрю, какая чистотаВ ее спокойном, строгом совершенстве,И кажется, что смерть совсем проста.А лоб под венчиком так детски женствен,
Так странно жив. Не тяжело смотреть,И пальцы тонкие не страшно трогать.Ее черты одушевила смерть,Нездешняя, задумчивая строгость.
* * *
Стоим, молчим. Неясное мерцаньеЖемчужной ризы. Плащаница, грусть.Быть может, нет ни райского сиянья,Ни ада, ни чистилища (и пусть…).
Такой неясный Лик, неяркий венчик –Но я живу совсем другой мечтой:Сулит другое светло-серый жемчуг,Мерцая серебристой чистотой.
Там будет утро, и роса, и слизниНа влажных листьях, серебристый дождь,Туманный свет – нежней, чем в этой жизниМерцающих, полупрозрачных рощ…
* * *
Этот мир, тускловатый и тленный,Этот город и эта зима –Только тени на стеклах вселенной,Светотень в мировом синема.Это – светом прикинулась тьма.
Но неважно. Важней, что пороюМы, глаза прикрывая рукоюИ впадая почти в забытье,Вспоминаем и видим другое,Необманчивое бытие.
* * *
Снова тот же ветер веет.Да, опять начало мая.Только – сердце вдруг мертвеет,Что-то смутно понимая.
Снова та же птица реет.Что там, в небе? Жизнь иная?И душа на миг стареет,Что-то смутно вспоминая…
* * *
Порой замрет сожмется сердце,И мысли – те же всё и те:О черной яме, «мирной смерти»,О темноте и немоте.
И странно: смутный, тайный признак –Какой-то луч, какой-то звук –Нездешней, невозможной жизниПочти улавливаешь вдруг…
* * *
Медленно меркнет мой путь.Боли не выскажу людям.Боже, я петь не могу,Сердце смолкает мое.
Счастье мерцало и мне –Канула капля слепая.Слабая мгла глубока,Рано – Смеркается – Смерть.
* * *
Быть может… (Неясные звезды,Туманный, мерцающий свет.)Быть может, ты все же услышишьКогда-нибудь чей-то ответ:
На смутную жалобу эту,На грусть (ни о чем, обо всем), –Ответ, непонятно далекий,В холодном тумане ночном.
* * *
Какой неудержимый ливень!Закрой окно. Темнеет день.Сильнее, шире и бурливейКренится за стеклом сирень.
Уже кончается, скудеет(Вся жизнь так грустно-коротка),И капли на стекле редеют,От сумрачного ветерка
Неудержимо исчезают.Теперь, когда их больше нет,Теперь – яснее проступаетЗа ними этот слабый свет.
* * *
Озаренное небо, и птицы летят.Что я знаю – о жизни, о смерти, о Боге?Что мы знаем? – Я помню такой же закат.Помню палубу, даль, словно берег пологий…
С нами ехал ребенок, печальный, слепойОт рожденья, с бесстрастьем в невидящем взоре,Чутко слушал… Как смутно шумит за кормойГолубое, слепому незримое море…
ЛИНИИ (1960)
На линии жизни, на линии счастья.
Игорь Чиннов
* * *
К луне стремится, обрываясь,Фонтан – как в бурю кипарис,Когда луна – почти живая.
Озера то, иль острова,Иль облака, иль птичья стая?Фонтан, фантазия, каприз.
Сквозь лунное очарованьеКровать плывет, куда хочу –По блеску крыш, как по ручью.
Полоски дыма там, вдали –Как оснеженные тропинки,И мы гулять по ним пошли –
И говорили без запинкиНочными странными стихами,И долго звуки не стихали,Уже неслышные с земли.
* * *
Дали как будто во льду.Ветер даже дубы оголяет.Вслед за последним лучомМедленно меркнут поля.
Веток не рвут на ходуТе, кто осенью в роще гуляет.Ветки висят под дождем,Мертвой листвой шевеля.
Зыбь серебрится в пруду.Помечтай, будто в водах бесцветныхВетки деревьев иныхСыплют невянущий цвет,
Будто в незримом садуРасцветают нездешние ветки,Вечно мерцает сквозь нихНежный немеркнущий свет.
* * *
– Дымящие трубы,На пристани уголь и щебень.– Прозрачное небоИ птичий серебряный щебет.
– Дым черен и горек,Безрадостен серенький берег.– Луч нежен и ярок,И бабочка села на вереск.
– Разломаны бурейДве лодки на отмели серой.– Лазурное мореПокойно, и солнечен берег.
– Засохший кустарникИ кладбища – взглядом не смерить.– И светлый бессмертник,Сияние жизни и смерти.