И от нежных звуков мы подобреем,Простим разбойника и убийцу.Поэт, попробуй стать чародеем,Чтоб день превратился в райскую птицу.
* * *
Слушая розовый сумрак смуглых ладоней,Теплую музыку раковин нежно пахучих,Маленьким розовым ухом прильнув поудобней,Все повторяя, как волны, – «голубчик, голубчик…»
Слыша почти, что снежинки, светлая стая,Снова слетаются, ночь Рождеством наполняют.Глядя на розовый шорох в широком камине,Видя ночное молчанье улицы зимней…
Слушая грудь, где бормочут счастье и жалость,Слыша жасминовый запах снежинки холодной,Точно в мелодию летней реки, погружаясьВ тихий и розовый сумрак смуглых ладоней…
* * *
Давайте жить не по часам,а по листьям:слушать весну, когда они зеленеют,думать о грустном, когда они желтеют,
мечтать, когда они опадают,молчать, когда на опустелых ветках белеет иней, –и менять, когда захочется, времена года
* * *
Ясный осенний вечер,ты светлая раковина,прохладная раковина,девичьей белой рукойты взят из нежной воды.
Почему ты тускнеешь?Снова сияет вдалинад бедной деревнейогненный пурпур.
Знаешь, пора превратитьземные грязные язвыв нежные розы.
* * *
Позабудь о грязи и о безобразии,Позабудь о вечном зле.Говори о ледяном алмазе иБелой розе в голубом стекле.
Позабудь о всех страданиях, мучениях,Расскажи, как вечер тих,Говори о нежных обольщениях,Украшениях земных.
Только так родится чистая поэзия,Как мерцающая в никуда,Нет, не путеводная, нет, не полезная,Но блаженно-нежная звезда.
Все равно ведь – и другой поэзиейБольше ничего не изменить,И тупое обрывает лезвиеНежную, страдающую нить.
* * *
Выдумываешь утешения,И кажется при свете месяца,Что началось преображение,Что все сейчас, сейчас изменится –
Не станет логики и алгебры(О, беспричинное сияние!),Не станет этой вечной каторгиГлухих законов мироздания –
И мир, свободный от инерции,От тяжести, от тяготения,Войдет в блаженное бессмертие,В сияние, во вдохновение…
Разыгрывается воображение.
* * *
Беспамятство мира, наплыв забытья и забвенья,Бессонница сердца, скажи, почему нам не спится?Но Данте вернулся из вечного царства молчанья,И пела Орфею, негромко, нездешняя птица.
Уже затихала невнятная музыка ночи,Уже уходила с печальной земли Персефона.Я знаю, что нет Персефоны – и нет Беатриче,И нет Эвридики – и призрачных стен Илиона.
Не все ли равно, помечтаем о чем-нибудь странном,О чём-то бессмысленном и навсегда невозможном –Под музыку сфер, в побледневшем сиянии лунном,Беспечно, бездумно, в молчанье уже не тревожном.
* * *
Тот белый – горный – пенистый ручей(Как будто снег лежал в ложбине),И дерево в цвету еще белей –Как облако на светлой сини.
Я слушал облака, я слушал, как вдалиСинели, пенясь, водопады.Мне облака забыться помоглиДалекой музыкой прохлады.
* * *
Прости мне те лунные, снежные, синие горы,Прости мне рассвет над осенним безветренным Римом.Прости мне тех мраморных нимф, благосклонных к любимым,И эти гобои, и флейты, и эти повторы.
Прости мне глоток ледяной золотистого чаюИ несколько роз, опаленных сияющим зноем,Немного халвы, лепесток, загнивающий с краю, –Прости мне все это, я знаю, что я недостоин.
* * *
Одним забавы, другим заботы. Затем забвенье.Да, жисть-жестянка, да, жисть-копейка, судьба-индейка.Да, холод-голод. Не радость старость. (И ночь, и осень.)
И пыльный свиток, печальный список шуршит так сухо,И совесть-повесть стучится глухо ночным дождем.Ночные тени лежат в больницах, окопах, тюрьмах.
Над горем мира, над миром горя лишь ветер ночи.
* * *
О душа, ты полнишься осенним огнем,Морем вечереющим ты полна.Души-то бессмертны, а мы умрем –Ты бы пожалела слегка меня.
Смотришь, как качается след весла,Как меняется нежно цвет воды.Посмотри – ложится синяя мгла,Посмотри, как тихо – и нет звезды.
Хоть бы рассказала ты мне хоть раз,Как сияет вечно музыка сфер,Как переливаясь, огнем струясь,Голубеют звуки ангельских лир.
* * *
Человек… мыслящий тростник.
Блез Паскаль
Я помню пшеницу, ронявшую зерна,На пыльной бахче дозревавшие дыни.Я помню подсолнечник, желтый и черный,И краски настурций, герани, глициний.