Сказано — нет, и — сколько лет, сколько лет!Нет и нет, а на нет — и суда нет.
ПОЛУОСАННА
* * *
Светлые белые горы –метаморфоза музыки,и воздух воскресного белого, снежного полдня –прозрачный кристалл тишины.
Как много задумчивой мудростив снежном безветрии.Белеют сугробы, большие аккорды покоя.И солнце нисходит.
…Потом, перед самым закатом,косые лучи, серебристые легкие флейты,играют прелюдию вечности.
* * *
Я помню телеги в полях предвечернихИ глину дороги в возне воробьиной,Эстонское небо, осенний орешник,
Грибы и чернику, сухой можжевельникИ мелкий ручей, серебристый, недлинный,Сияние сосен, прямых, корабельных,
И вереск, лиловый, и желтый бессмертник,И желтый закат над эстонской равниной,И линию лодок — вечерних, последних.
* * *
Туманный жемчуг, осенний день.Мутна земная дребедень.
Мерцает нежная тишина,Больного мужа бранит жена.
Серебрится дождик райски-легко,Идет прохожий с одной рукой.
Сиренево-палевая высота.Спешит счетовод считать счета.
И в мире бедной белибердыБлаженно-влажные сады,
Алмазы дождя и фонарей,Жемчужный ветер с южных морей,
В топазовом небе свет облаков,Опалово-нежный дым над рекой.
* * *
Тогда смиряется души моей тревога.
Михаил Лермонтов
Особенно когда осенне-одиноко,И облако лежит покойно и широкоУ края светлого юго-востока.
Особенно когда осенне-опустело,И озеро серей, и медленно и белоПоднялись гуси, точки для прицела.
Особенно когда осенне-обреченно,И озими влажны, и сизая воронаНа поределом оперенье клена.
Особенно когда совсем обыкновенно,Едва озарено, и чисто, и смиренно,Прозрачно и прощально, незабвенно.
* * *
Был океан лазурно-фиолетов,И это было, может быть, ответом.
Был небосклон почти такого цвета,Как цвет акации прохладным летом.
Переходило небо в тон опала,И это — тоже, как-то, утешало.
Была вода в графине и бокалахСобранием сияющих кристаллов.
Горсть виноградин, нежных изумрудин,Как светляки, мерцала нам на блюде.
Тебе не жалко, что и мы забудемЦвета, ненужные серьезным людям?
* * *
И мириады звезд, и мириады лет,И тишина с небес, и серебрится свет.
И только этот мир, и только эта ночь,Когда ручей с горы — как замерцавший луч.
И полусвет лежит, как синеватый снег,На темноте полей, у серебристых рек.
И озаренный мост, и почернелый холм,И за холмом, в луче, автомобильный хлам —
Я не забуду, нет, я не хочу забыть.Я не позволю, нет, меня навек зарыть,
Пока мерцает ночь, пока светает здесь,Пока и тень и свет на белом свете есть.
* * *
Уже огороды не стоит стеречь,И сияние меркнет скорей(И девался куда-то последний скворец)На дубе листва продолжает стареть.Посияй же, останься, согрей!
Мир становится сух, прозрачен и ветх.Он уже осыпается весь(Начиная со звезд). Недолгий векУ вселенной, у нас, у всех.Скоро — мгла, это грустная вещь.
Да нет, я шучу. Да, дружище, я лгу.Тошно слушать даже щеглу.Он построил жилище, возился в углуМироздания, пел (о цветах на лугу) –Что ты шамкаешь глухо про вечную мглу!?
И скворешню старик водружает на жердь(Размышляя про жизнь и смерть).
* * *
А белая птица так низко летелаНад собственной маленькой тенью(Сравненье: душа и бескрылое тело),Над белым песком и над пристанью белойВ далекое то воскресенье.
И лодка, сколоченная из обломковДалекого детства, синелаОт моря и неба, легко, как соломка,Плыла в позабытое царство ребенка,Качалась — и странное дело:
Та лодка таинственно переплывала,Причаливала, приземлялась,И маленький мальчик по имени ИгорьИз давнего года, из давнего мигаНа миг возникал, проясняясь.
Овальную раковину отыскал он,Большую, на отмели серой,Послушал: в ней глухо звучало, дрожало,Текло, отзывалось — невнятным сигналомИ было похоже на сердце.
Тот берег в сиренево-серенькой пене…Сияло, текло, холодело.Из царства ребенка, из царства забвенья…Как будто душа в тишине пролетелаНад собственной маленькой тенью.
* * *
Гиацинтом, левкоемНасладиться спешиПеред вечным покоемДля безносой души.
Нежный персик попробуйОн дозрел и готов,А в раю уж не трогайЗапрещенных плодов.
Видишь, алые пятнаВ нежно-бледном горят.Там, в стране незакатной,Не увидишь закат.