* * *
Все глазами взять хочу я
Из темнеющего сада.
Иннокентий Анненский
Был южный сад. И птицы – самоцветы,Как фейерверк, как пышные ракеты,Почти затмив закаты и рассветы,
Сияли. Я залюбовался пиром –Рубином, изумрудом и сапфиром,Живым, живым, но непонятным миром.
И всё кричал пернатый царь – с восточнойГортанностью, — стоявший одиночкой,Лазурно-желтый, с черной оторочкой.
А птичка розовато-голубая,Головкой утвердительно кивая,Твердила, что она — из Уругвая.
Я отвечал: я тоже издалёка,Из края, где береза и сорокаИ снег лежит широко и глубоко;
Но в край иной придется удалитьсяИ надо поскорее насладитьсяИгрою красок, маленькая птица.
* * *
All I have is a voice.
WynstanHugh Auden
Все, что есть у меня – это голос.
УистенХью Оден
Может быть, навек запечатлеетсяВпечатление и настроениеВечера, когда снежок белеется;
Передать бы тихое спокойствие:Кажется, и шевельнуться лень, и яМедленно слежу за тенью двойственной.
Тихо так, что вечер вроде вечности.Но кусты, еще вчера осенние,В инее до самой тонкой веточки.
Дождь прошел вчера, но эта лужица,На которой возникаю тенью я,Поутру обледенеет, сузится.
В этом парке тихо удивительно.Статуя белеет привидением —Или, может, Ангелом-Хранителем?
Сохрани меня. Далеким вечеромКто-то будет жить моим мгновением,В этих вот словах увековеченным.
* * *
… влечет мя на похваление
и на плетение словес
ЕпифанийПремудрый
Голубоваты, чуть сиреневатыБольшие комья царственных гортензий.Крылатый мальчик держит пышный вензель,И пестрый голубь – ангел Фра Беато.
Забудем в полдень, птичий и пчелиный,О бедности, о смерти и болезнях,Смотря на праздник солнечный глициний,На пальцы рук богининых прелестных.
И в яркой мгле пруда пылают рыбы,Как листья купины неопалимой.А там, в аллеях, розовые дымы,Как отсвет горнего Ерусалима.
Да, милый друг, почти осанна в вышних!Почти простить, благословить готовВ сиянье солнечных, могуче-пышныхИюльских олеандровых садов.
* * *
Каждый листик надеется стать соловьем,И минуты хотят опадать лепестками.Персик, розовый персик — летать снегирем,Валуны — вдалеке проплывать облаками.
Хочет елка быть Ладою древних князей,Ярославной в Путивле за мужа молиться,И хотелось бы маленькой детской слезеСтать жемчужиной дивной на шее царицы.
Хочет вечер безлунный стать «Песней без слов»,И цикады мечтают: они — Геспериды.О, волшебник Искусство! Лишь несколько словИ Плеядами станут земные акриды.
И колючки на розе — лучами. О да!Посмотри: только несколько жестов артиста,И морская звезда — Голубая звезда,И медуза, как чайная роза, душиста.
* * *
Сердце сожмется – испуганный ежик –В жарких ладонях невидимых Божьих.
Ниточка жизни – лесной паутинкой,Летней росинкой, слезинкой, потинкой.
Листья в прожилках, как темные руки.Время грибное, начало разлуки.
Лично известный и лесу, и Богу,Листик летит воробьем на дорогу.
Вот и припал, как порой говорится,К лону родному, к родимой землице.
Крыша, гнездо. И стоит, будто аист,Время твое, улететь собираясь.
Скоро в ладонях невидимых БожьихСердце сожмется — испуганный ежик.
* * *
На окраине города, ночью, в Европе…Одиссей из России, — вернись к Пенелопе!
Огоньками большой неукрашенной елкиВ темной комнате — кажутся звезды. И смолкли
Порыванья дождя над волненьем канала —Точно русская роща шуметь перестала.
Тянет сыростью, вечностью, ночью, забвеньемС неподвижных полей. Друг мой, чем мы заменим
На короткое время те русские церкви(Точно тонкие свечи под ветром померкли),
Потемневший Детинец над темной рекою,Углич в синем снегу, отошедший к покою,
Крестный ход, огоньки у Бориса и Глеба,Темный запах овчины, и дыма, и хлеба?
* * *
Как люблю я, вечные боги,
прекрасный мир!
Михаил Кузмин
О да, по той простой причине,Что солнце заливало дом,Что даже галка на рябинеСидела солнечным пятном,
Что понемногу вечерело,Что тени делались длинней,Но отблеск был на даче белойС тобою проведенных дней.
О да, по той простой причине,Что ветер был совсем ночной,Что стало поздно, тихо, сине,Что было прошлое со мной,