И чувствуя задумчивую грустьОт звезд, луны и древней римской арки,В честь вечности, и Данте, и ПетраркиМы Пушкина читаем наизусть.
* * *
Сколько песка в мексиканском пейзаже!Охра, агавы, и глина, и кручи,Коршуны, солнце — и кажется даже,Тени от кактусов сухо колючи.Только у моря — ты знаешь, ты скажешь,Только у моря, у синего, лучше.
Тоже песок, только мы подбегаемК синей волне мимо чайки летучей.Парус далекий касается краемТучи, просвеченной солнцем и раем.
Черные волосы — черная лава.Профиль ацтека и смуглые плечи.Вот и закат, золотисто-кровавый:В жертву приносят, как юношу, вечер.
Смутно хотелось — бессмертия, что ли?Может быть, даже и смерти хотелось?Всё недовольно отмеренной долейГлупое сердце, усталое тело.
* * *
Ну что же – не хочешь, не надо.Прощай, уезжай, не жалей.Не сердце, а гроздь виноградаВ руке загорелой твоей.
Ну что же – не любо, не слушай.Любовь – полуяд, полумед.Прощальней, грустнее и глушеЗакат итальянский цветет.
Ну что же — что верно, то верно:Я слишком красиво сказал.В не очень красивом СалерноНе очень красивый вокзал.
Ну что же — что было, то сплыло.Инерция встреч и разлук.Не скучно, Земное Светило,Привычный описывать круг?
Ну что же – чем хуже, тем лучше.Я тоже уеду — в Турин.В отеле синьоры ПетруччиНикто не ночует один.
* * *
Между арок, пиний и кошекЯ опять бродил ротозеем,И светился солнечный дождикЗа торжественным Колизеем.
Самолет пролетал неслышно.Луч наткнулся, в парах бензина,На влюбленных под аркой пышнойИмператора Константина.
Было грустно, что я — не молод.Был осенний день без тумана.Пролетел озаренный голубьУ большой колонны Траяна.
Луч веселый нимфу ощупалУ фонтана с мордой тритона.Я зашел под могучий купол,Всебожественный, Пантеона.
И другой был купол — в осеннейОзаренной, светящей сини —И сочился свет через тениКолоннад великих Бернини.
* * *
Приезжай в Афины рано –Или поздно, в ноябре.Нежной аркой АдрианаПолюбуйся на заре.
На Акрополе высокоМаленький квадратный храм.«Нет великого Патрокла»,Но заря сияет нам.
Нет великого Софокла,Доблестный убит Ахилл,Но полнеба нам широкоАполлон позолотил.
Вот куда, «по воле рока» –Ах, чужая сторона!А война совсем далеко,Как Троянская война.
* * *
Огромно-серым одуванчикомСтоял туман на дне долины,И вот — громадным колокольчикомСинеет ночь вокруг лагуны.
Оранжеватый шарик месяцаВисит, как ягода-рябина,И, светляком мерцая, выситсяНад ним огонь Альдебарана.
Большое переходит в малое,И есть таинственное сходство,И вещи образуют целое —Искусству видимое братство.
Чернеют снасти корабельные,Как бы засохшие травинки,И тополя пирамидальные —Как тени на моем рисунке.
* * *
В платье розовом метиска иВ майке розовой – креол.В старом парке много писка иСерый маленький орел.Птичка-синька села близко иГоворит мне: – Я споюЧто-нибудь доколумбийскоеПро Колумбию свою!
В белой церкви Евхаристия,В парке царство бедноты.Здесь цветы всего цветистее,И на дереве не листья, аТолько — желтые цветы.
Пусть над нами Ангел сжалится,Ангел Жизни, Ангел дней,Пусть блаженство продолжается,Пусть нескоро — о, пожалуйста! –Станет в сердце холодней!
* * *
На страшной высоте блуждающий огонь.
Осип Мандельштам
Как много синьки в небо вылилось!Неаполь весь в огнях алмазных.И небо над заливом ширилось —Там тоже разгорался праздник:Переливался в синем Сириус(Он дивным светом сердце дразнит!) –Кто научил в подлунном мире насСмотреть на звезды без боязни?
К еще неведомой галактикеБез страха тянутся лунатики —С мечтой, мне кажется, такой:Качнуть небесные фонарики,Слегка потрогать их рукой.
А я гляжу (я их трусливее),Как светятся суда в заливе иОгни домов на горизонте(Где близко — время Тита Ливия):Вы их, лунатики, не троньте.
* * *
Почему-то вдруг приснитсяФараонова царица,Сфинксы желтые пустынь:Глаз огромный, длинный, близкий,Опахала (одалиски?),Груди черные рабынь.
Злыми змейками рыжеетЗолото на тонкой шее,Рот рубиново-багрян.Платье пламенно-янтарно.Пахнет сладко и угарноСквозь сиреневый туман.
Ну, и что же? Чайной розойСчастье (в Арктике морозной)Расцветает без шипов?Думаешь, еще не поздно?Пышной и душистой розойРасцветет еще любовь?