Доколумбийских глиняных горшковЯ не купил, на лучшее надеясь.В Музее Золота мы загляделисьНа золотых сияющих божков.
Мы жертвы тем божкам не принесли,Мы им не поклонились до земли.Зачем? Они врагов не отразили,Не вознеслись ни в славе и ни в силе.
Я думал не о них, а об умельце,О том, кто сделал золотое тельцеС таким искусством. Никаких именНе сохранилось (да у тех племенИ письменности не было). И странноПодумать нам о тени безымянной.
Ты тоже мастер золотых изделий —Из чувств и рифм, звучаний и видений,И письменность у нас. Но именаНе знает наши наша же страна.
Не споря о бессмертии с божками,Мы балуемся русскими стишками.
* * *
Шел, укрывался – неделями.Первые ночи – без сна.Чуть начиналась веснаСразу за темными елями.
И за лесами-туманамиСерые стлались дымки.Чудились где-то свистки,Люди с лиловыми ранами.
Эх, помирать-то не хочется!Есть еще дома дела.Лунная ночка смугла,Ночь — как цыганка-пророчица.
В доме казенном тревожатся:Дальней дорогой иду. Эх!На таком холодуМорщится лунная рожица.
Холод-то, может, во мне?Плакаться — дело ненужное.До моря теплого, южногоЯ доберусь по весне.
* * *
Колючая проволока сплетенаИз мертвых ласточек. НоТелефонным проводом станет онаС голосами в ней — и на ней:
Все ласточки оживут.Ну а если тюрьма, стена, —То заключенный нарисует дверь на стенеИ выйдет через нее.
И его, не правда ли, не убьют,Хоть и будет стрелять солдат?(Потому что из винтовки не пули, а –Жаворонки полетят?)
И время, как морская волна,Спокойно пойдет назадИ смоет боль, и ночи без сна,И даже годы обид?
И если, не правда ли, убьют — подожди, –То потому, что суждено опятьСолнечному сплетению в его грудиСолнечным сиянием стать?
* * *
Сумма углов, не помню чего,Равняется двум прямым.Но с двумя прямыми – что делать? Во!Бим-бом, бам-бам, бим-бим!
Параллельные линии сойдутся не ра-ньше, чем в бесконечности. Да?!Мне не к спеху, конечно, тра-ра, тра-ра,И я могу подожда…
Одно пространство не могут заразДва тела, хи-хи, занять.Прекрасно: в гробу мне мешал бы другой,Беспокоил, толкая ногой.
* * *
Соседи суетливые твои –Они искусственные муравьи:Все тащат, тянут, бегают, несутЖитейский груз (а как же Страшный Суд?).
С одним шагает девяносто летОсклабленный искусственный скелет.На блюде шестьдесят четвертый годИскусственную челюсть он несет.
А муравей спешит — он деловит,К нему бежит искусственный термит:Ему привез инопланетный гостьБерцовую (естественную) кость.
* * *
Остаток лунной пилюлиЛипнет к небу и к нёбу.Прозрачный призрак на стулеПохож на большую амёбу.
Какая томная гнилостьВ мутном воздухе ночи!Мы знаем, что-то случилосьИ с нами, и с миром, и с прочим.
Две крысы юрко шмыгнули.В общем, жить неохота.Совсем как с лунной пилюли,Сошла со всего позолота.
Мы что-то поняли в жизни —Скверный намек прозрачный.…А призрак (на стуле) — признакДовольно тревожный, признаться.
* * *
Гомункулус по имени ПопутчикусВ родной Европе (и в реторте) жил, каквздумалось,Договорил, когда впадал в задумчивость:
«Когда передовое человечествоОт предрассудков Запада излечится,То в коллектив включившаяся клеточка…»
«Ну что тебе, Попутчик-Глупчик, снится-бредится?» —Спросила вдруг Большущая МедведицаИ увезла его к себе — проветриться.
Иона из кита, я слышал, выбрался(И кролик проглотил удава в Виннице);Попутчикус в Медведице-гостиницеПисал стихи — хореем и кириллицей.
Над белым холодом и гололедицейБыл мир другой, другой Большой Медведицы.
* * *
В парке, возле идола безликого,Милая сидела молодежь,И один сказал: раз цель – великая,То сегодня жалость – это ложь!
И на мой вопрос они ответили,Что жалеть несчастных – ерунда,Потому что в будущем столетииЛюди будут счастливы – всегда.
Подле них слепой старик в колясочкеПродавал лиловую сирень(А в лазури, чуть синея, ласточкиЗолотой пронизывали день).
Я надеялся, что он излечится,Свет увидит солнечного дня.Будущее счастье человечестваМало беспокоило меня.
* * *
Идеи? Идеалы? – Идолы!О фокусники, лицедеи!Болотные огни, мы вас увидели —И мы не верим вам, идеи!
Законами и страхами пугая нас —Скрижали на скале пустынной! —Еще стоят поддельными СинаямиОкаменелые пингвины.
И соблазняя сказками о подвигахВо имя правды и морали,О, сколько простодушных верноподданныхПораздавили те скрижали!