Как разрумянено мелкое личико!Разве Она — Богородица?Что ж, заступись и за нас, невеличка,Нежная вестница Сына, Отца!
Знойная глушь голубой Португалии,Серые ослики, пыльный дизель.Как эти люди здесь умирали и —Верили в вечную жизнь!
Верили в то, что замолит ПресветлаяТемные наши грехи,Что воссияют у Бога ПредвечногоДуши, беспечно легки.
Голубь и луч в тишине баптистерия,В мраморной чаше вода.Так надоело мое маловерие,Ангел Хранитель мой… Да?
* * *
Карнавальные Офелии,Все Корделии, КоппелииС нами знаться не хотели.Мы на них – плевать хотели,
В небо с ярмарки летели.В голубой Виолончелии,В нежно-розовой СвирелииСобирали асфодели,На Психеюшку глядели.
А на деле — пили, пели — и,Ох, устали от вращенияОбветшалой карусели!(На зверей со скуки сели.Всё одно – до отвращения.)
Лет так семьдесят назадМы лежали в колыбели,Ангелочками глядели.Хочется, браток, назад –С карусели – в колыбели!
* * *
А росли, брат – не в Свирелии!Не в Свирелии. В Метелии.В нашей грустной Оскуделии.Чуть душа держалась в теле.Выжили. И постарели.С горя песенку свистелиО Психее в черном теле.
Русское словцо на е…Не тае, брат, не тае.Зря лечили от печалиНас на скучном карнавале,Где Психею затолкалиВ суете и толчее.
* * *
Вместе дошли до седьмого круга –А теперь — какой разговор?Обуревает лучшего другаСтарческий злобный задор.
Все он корит, жужжит, упрекаяМеня в тягчайших грехах.Словно бы гарпия, фурия какаяПодъемлет пепел и прах.
Чудится ему, что зелием чернымХочу его извести,Что сердце его склюю черным ворономВ конце земного пути.
О'кей, бай-бай, прощай, улыбнемся,Злюка, скажи «изюм».Мы скоро уснем, уснем, не проснемся,Зачем этот скучный шум?
* * *
Святой блаженствует в экстазе иЗлатую осушает чашу,А нам за наши безобразияПокажут кузькину мамашу.
Пребольно выпорют бездельников,Пропишут ижицу — а дальше,Ой, надававши подзатыльников,Пошлют куда-нибудь подальше.
В аду, гостеприимной пристани,Нас черти приютят, наверно,Но скоро, присмотревшись пристальней,Пренебрегут высокомерно.
Что ж, посидим над мелкой речкою,Следя за ангелом крылатым.Мы не были ни Богу свечкою,Ни черту кочергой… Куда там!
* * *
Ложится свет на листья винограда,И уплывает горечь и досада.
В саду, где перец, фиги и корица,Клюет оливку розовая птица.
И пыльный мрамор (лысого Сократа?)В аллее жив от желтого заката.
А молодая милая туристкаБежит за белкой, нагибаясь низко.
Козел-сатир таится за колонной,От времени приятно загрязненной.
И, воскрешая древнюю Элладу,Туристка превращается в дриаду.
Неплохо бы под этим светлым небомСтать юношей. Нет, отроком, эфебом.
Не каменным, живым. Родные МузыМеня спасут от роковой Медузы?
* * *
Зеленый скарабей, и черный скорпион,И ястреб каменный, огромный — Аполлон!
Здесь путь небесных тел исчислил ПтолемейИ с ним беседовал зеленокрылый змей.
Средь иероглифов плыла твоя ладьяВ темно-зеленый мрак иного бытия.
Здесь правил бог-баран. Священный крокодилК священной черной кошке с нами плыл.
И большеглазые рабыни — в профиль к нам —Кормили ибисов, святых, у входа в храм.
А дружелюбный бог (но с головой шакала)Нас уверял, что смерть — лишь новое начало.
Мы лотос нюхали, и мазью благовоннойНас отрок натирал, в прекрасное влюбленный.
И в царстве смерти мы — богами становились,И выходили к нам Изида и Озирис.
* * *
Бежал щенок по краю океанаЗа шестилетним мальчиком, виляяСчастливым хвостиком. Почти осаннаБыла в блаженстве тоненького лая.
Щенок был справа, океан был слева,И между ними мальчик шестилетнийБежал в закат вдоль пенного прилива,И делалось безлюдие заметней.
Вы знаете? И на другой планете,В галактике далекой и туманнойВот так же носятся щенки и детиУ берегов другого океана.
Да, так же, так же — ничего не знаяО дальних звездах, грозных и великих,И не пугает местность неземнаяИх — шестикрылых или — шестиликих.
* * *
Грех легкомыслия разве простится?Хочется душеньке в рай попроситься.(Небо, как терем, как райская птица:Яркий закат, многокрасочный, длится.)
Много грехов у тебя? Вереница?Взвыла душа, как на месяц волчица.Брось, погляди: тишина золотится.В терем войди, как царева девица.