Море синее сверкает,
Чайки белые снуют —
и идет на этом пейзаже солнечный, рыжий герой — ни на что не намекает, просто песенку поет.
На ЧТО «не намекает»?
На то самое, с чем яростно воюет Высоцкий и через что с брезгливостью «переступает» Окуджава: на тупость, глупость, косность человеческую. На то, о чем и сам Визбор в тяжкую минуту говорит (с улыбкой «солнечного клоуна»… и между прочим цитируя великий фильм, в котором были предвещаны шестидесятники):
Ты наивно предлагаешь
Мне лекарства от обид…
Дорогая, дорогая,
Я не ранен, я убит.
Первопроходцев убивают. Поэтому их часто воображают в облике тяжелых воинов, ощетиненных оружием, проламывающихся сквозь дебри. А первопроходец-то идет — как по облаку. Иначе он недалеко уйдет. По его следу движутся тяжелые воины, а он — разведчик, вестник — летит на крыльях.
И память о нем остается — легкая, «вечная», освобожденная и от «обязательных лейтмотивов», и от непременного против них «протеста».
Как солнечный зайчик, бежит по черной земле. И песня у него — легкая.
Первопропевец.
П. Аннинский
1. Охотный ряд (1951–1961)
Чутко горы спят,
Южный Крест залез на небо,
Спустились вниз в долину облака.
Осторожней, друг, —
Ведь никто из нас здесь не был,
В таинственной стране Мадагаскар.
Может стать, что смерть
Ты найдешь за океаном,
Но все же ты от смерти не беги.
Осторожней, друг, —
Даль подернулась туманом,
Сними с плеча свой верный карабин.
Ночью труден путь,
На востоке воздух серый,
Но вскоре солнце встанет из-за скал.
Осторожней, друг, —
Тяжелы и метки стрелы
У жителей страны Мадагаскар.
Южный Крест погас
В золотом рассветном небе,
Поднялись из долины облака.
Осторожней, друг, —
Ведь никто из нас здесь не был,
В таинственной стране Мадагаскар.
10 декабря 1952
«Лишь утром снега берегут…»
Лишь утром снега берегут
Остатки ночной тишины.
Стоял альпинист на снегу
У скал красноватой стены.
И кончив вязать на себе
Веревку, ведущую к другу,
Пожал он багровой Ушбе
Холодную скальную руку.
1952
«Где небо состоит из тьмы и снега…»
Где небо состоит из тьмы и снега
И не приходит радостью для глаз,
Я вспоминаю острый скальный гребень,
Нахарский лес, вечерний Учкулан.
Бушующую пену Гондарая.
Лазурь Бадук. Глухой Кичкинекол.
Рассветы Теберды. Девчонку Раю.
Вершин далеких снежный частокол.
Забытый кош в туманной Гвандре где-то,
На ледниках — пустые диски мин.
Большую Марку в золоте рассвета.
Большую дружбу сорока восьми.
1952
Теберда, Теберда, голубая вода,
Серебристый напев над водой.
Теберда, Теберда, я хотел бы всегда
Жить в горах над твоею волной.
Серебрей серебра там бурунная рать
По ущелью бурлит, не смолкая,
Там в туманной дали бастионом стоит
Синеватая Белалакая.
Теберда, Теберда, голубая вода,
Нет красивей твоих тополей.
Я б остался всегда коротать здесь года,
Если б не было русских полей.
Я б остался, поверь, если б как-то в метель
Я б одну не довел бы домой.
Теберда, Теберда, голубая вода,
Серебристый напев над водой.
7
мая 1952
Этот летчик был мальчишка
Из далекого Кентукки.
Дул в бейсбол, зевал над книжкой,
Продавал бананов штуки.
Что б ни делал он на свете,
Песню пел, что всем знакома:
«О как ярко солнце светит
У меня в Кентукки дома!»
Мир для парня очень прост —
В мире сорок восемь звезд,
Где прикажут — там воюй,
А помрешь — так не горюй.
И разносит песню ветер
По всему аэродрому:
«О как ярко солнце светит
У меня в Кентукки дома!»
Автомат приник к стене —
Пить полезно на войне.
Нынче вылетов не жди —
Пятый день идут дожди.
Он с утра лежит в кювете,
Мечет молнии и громы:
«О как ярко солнце светит
У меня в Кентукки дома!»
Под крылом страна чужая,
Бомбы землю разрывают.
Хмур радист, хандрит пилот, —
Что вы, парни, за народ?
Ничего, что день невесел,
Мы вернемся, выпьем рома.
О как ярко солнце светит
У меня в Кентукки дома!
Но однажды утром рано
Он был сбит в бою тараном,
И он бредит на рассвете,
Превратившись в груду лома:
«О как ярко солнце светит
У меня в Кентукки дома!»
11 февраля 1953
Полночь в зените,
Лунные нити
На снегу.
Прошлой весною
Были с тобою —
Той весны забыть не могу.
Старые ели
Чуть поседели.
Снегом пушистым лед замело.
В небе морозном
Ясные звезды,
И от месяца так светло.
Помню все встречи,
Каждый наш вечер
Наизусть.
В роще весенней,
В чаще сирени
Ты шепнула мне: «Не вернусь!»