А человек, сидящий верхом на турбине,
Капитан ВВС Донцов,
Он — памятник ныне, он — память отныне
И орден, в конце концов!
И ночных полетов руководитель
Стал кричать в синеву:
— Войдите в вираж! В пике войдите!
Но помнить: внизу живут!
А «тридцать второй» кричит:
«На брюхо Сажусь, и делу хана!
А пенсию — официантке Валюхе,
Она мне вроде жена…»
И красные строчки — посадочный знак,
И красный удар — в бетон!
Прекрасные ветры в открытый колпак,
И кто-то целует потом…
А человек, сидевший верхом на турбине,
Капитан ВВС Донцов,
Майор он отныне, инструктор отныне,
Женат он, в конце концов!
«А зима будет большая…»
А зима будет большая…
Вот, гляди-ка, за рекой
Осень тихо умирает,
Машет желтою рукой.
Плачут мокрые осины,
Плачет дедушка Арбат,
Плачет синяя Россия,
Превратившись в листопад.
И, сугробы сокрушая,
Солнце брызнет по весне…
А зима будет большая —
Только сумерки да снег.
«По переулку в синяках…»
По переулку в синяках
Ночная тьма, ночная тьма.
Сидит в портовых кабаках
Ночная долгая зима.
И каблуками в шар земной,
И кулаками по столу…
Чужое горе за спиной,
Щека, прижатая к стеклу.
И длинный вечер без любви,
И странный город без огней,
И протекает ночь в крови,
Асфальт белеет при луне.
И как же быть, и как же быть?
В какие верить чудеса?
Колеса крутятся судьбы,
Кричат с пластинок голоса.
Ты только тихо мне шепни
Свои безумные слова,
Ты только молча намекни,
Что ты жива, что ты жива.
«Саянская ГЭС: затяжные дожди…»
Саянская ГЭС: затяжные дожди
И лес — то седой, то рыжий.
Саянская ГЭС, ты ко мне приходи —
Закрою глаза и увижу.
Вот это навек, так сказать, навсегда
Зеленой тайгой по сердцу:
Как пахнет река, как стучат в неводах
Луны золотые серпы.
И падают дни, как листы сентября,
И ночи длинны, как горы,
И смотрит на нас ледяная заря,
А нам разогреть бы моторы.
И вроде бы я навидался чудес,
Скитаясь всю жизнь по свету,
Но в сны мне стучит та Саянская ГЭС,
Которой еще и нету.
Все так же течет ледяная река,
И снегом полны овраги.
Саянская ГЭС только в наших руках
И только чуть-чуть на бумаге.
«Корабли расстаются, как женщины…»
Корабли расстаются, как женщины:
Всё судачат, всё хрипло кричат.
Кораблям где-то встречи обещаны,
И рюкзак брошен в угол с плеча.
А за окнами Арктика, бесконечные льды,
Черно-белая графика невеселой воды.
Только где-то на севере, далеко-далеко,
Будто солнце просеяли решета облаков.
Ты стоишь, словно белая истина.
Ты молчишь, как великая скорбь.
Подожди, дай разлуку мне выстрадать:
Путь до встречи не легок, не скор.
Ну прощай! Небо хмурится к вечеру,
И гудки надо льдами скулят.
Ну прощай! Здесь и сравнивать нечего:
Мы и есть — эти два корабля.
А за окнами Арктика, бесконечные льды,
Черно-белая графика невеселой воды.
Только где-то на Севере, далеко-далеко,
Будто солнце просеяли решета облаков.
«А море серое…»
А море серое
Всю ночь качается,
И ничего вокруг
Не приключается.
Не приключается…
Вода соленая,
И на локаторе
Тоска зеленая.
И тихо в кубрике
Гитара звякает.
Ах, в наших плаваньях
Бывало всякое.
Бывало всякое,
Порой хорошее,
Но только в памяти
Травой заросшее.
И молчаливые
Всю навигацию,
Чужие девочки
Висят на рации.
Висят на рации —
Одна в купальнике,
А три под зонтиком
Стоят под пальмами.
А море серое
Всю ночь качается,
Вот и ушла любовь —
Не возвращается.
Не возвращается…
Погода портится.
И никому печаль
Твоя не вспомнится.
ПЕСЕНКА О ЗФИ
Посмотри-ка ты ночью туда,
Где Полярная светит звезда,
И пиши теперь письма свои
На архипелаг ЗФИ.
О ЗФИ,
Синие горы,
Мне не забыть снега твои,
Твои просторы.
Мы сойдем на льды,
Мы найдем следы.
Здесь надежды лежат
У замерзшей воды.
Вот какая там есть широта,
Вот какая там есть долгота.
И, седой совсем,
Здесь ходил Нансен,
И, спасая других,
Здесь погиб Амундсен.
Вот какая там есть широта,
Вот какая там есть долгота.