Моя надежда на того,
Кто, не присвоив ничего,
Свое святое естество
Сберег в дворцах или в бараках,
Кто посреди обычных дел
За словом следовать посмел,
Что начиналось с буквы «Л»,
Заканчиваясь мягким знаком.
ТРЕТИЙ ПОЛЮС
Когда перед тобою возникает
Красивая и трудная гора,
Такие мысли в душу проникают,
Что снова выйти нам в поход пора.
И мы выходим в мир суровый этот,
Где суждено не каждому пройти,
Где видно, как качаются планеты
На коромысле Млечного Пути.
Туда не занесет
Ни лифт, ни вертолет,
Там не помогут важные бумаги.
Туда, мой друг, — пешком,
И только с рюкзаком,
И лишь в сопровождении отваги.
Представьте, что не тают там в тумане
Следы людей, прошедших раньше нас.
Там слышен голос Миши Хергиани,
Спина Крыленко сквозь пургу видна.
Но вечно будем мы туда стремиться,
К возвышенным над суетой местам,
Поскольку человеку, как и птице,
Дана такая радость — высота.
Прославим тех, кто был на Эвересте,
Кто третий полюс мира покорил,
Кто, кроме личной альпинистской чести,
Честь Родины своей не уронил!
И если где-нибудь гора найдется
Повыше эверестовских высот,
Из наших кто-нибудь туда прорвется,
Не хватит дня — так ночью он взойдет!
Туда не занесет
Ни лифт, ни вертолет,
Там не помогут важные бумаги.
Туда, мой друг, — пешком,
И только с рюкзаком,
И лишь в сопровождении отваги.
ПИСЬМО
Памяти Владимира Высоцкого
Пишу тебе, Володя, с Садового кольца,
Где с неба льют раздробленные воды.
Все в мире ожидает законного конца,
И только не кончается погода.
А впрочем, бесконечны наветы и вранье,
И те, кому не выдал Бог таланта,
Лишь в этом утверждают присутствие свое,
Пытаясь обкусать ступни гигантам.
Да черта ли в них проку! О чем-нибудь другом…
Вот мельница — она уж развалилась…
На Кудринской недавно такой ударил гром,
Что всё ГАИ тайком перекрестилось.
Все те же разговоры — почем и что иметь.
Из моды вышли «М» по кличке «Бони».
Теперь никто не хочет хотя бы умереть
Лишь для того, чтоб вышел первый сборник.
Мы здесь поодиночке смотрелись в небеса,
Мы скоро соберемся воедино,
И наши в общем хоре сольются голоса,
И Млечный Путь задует в наши спины.
А где же наши беды? Остались мелюзгой
И слава, и вельможный гнев кого-то…
Откроет печку Гоголь чугунной кочергой,
И свет огня блеснет в пенсне Фагота…
Пока хватает силы смеяться над бедой,
Беспечней мы, чем в праздник эскимосы.
Как говорил однажды датчанин молодой:
Была, мол, не была — а там посмотрим.
Все так же мир прекрасен, как рыженький пацан,
Все так же, извини, прекрасны розы…
Привет тебе, Володя, с Садового кольца,
Где льют дожди, похожие на слезы.
«Не плачь обо мне, Украина!..»
Не плачь обо мне, Украина!
Литва золотая — не плачь,
Когда меня вывезет к тыну,
Зевая от скуки, палач.
Когда канцелярская курва
На липком от пива столе
Напишет бумагу такую,
Что нет, мол, меня на земле.
«С побитыми шляться глазами…»
С побитыми шляться глазами,
В потертое прячась пальто,
И петь, заливаясь слезами.
И жить, несмотря ни на что!
«Блажен, кто поражен летящей пулей…»
Блажен, кто поражен летящей пулей,
Которую враги в него пульнули
И прилегли на травке у реки —
Смотреть, как жизнь из жертвы вытекает.
О, это смерть не самая плохая!
Ну, по сравненью с жизнью — пустяки.
Блажен, кому поможет в этом деле
Полузнакомка юная в постели
Из племени джинсового бродяг.
Вот тут-то случай обнажит причины!
Достойнейшая доля для мужчины —
Уйти на дно, не опуская флаг.
Блажен, кого минует кров больницы,
Где думой не позволят насладиться
Натужные усилия врачей, —
И родственников дальних очертанья
Лишаются уже очарованья
Из-за переполнения очей.
О, как разнообразны переходы
Под новые, сомнительные своды,
Как легок спуск в печальное метро,
Где множество теней мы обнаружим,
Сраженных потрясающим оружьем,
Которому название — перо.
Железное, гусиное, стальное,
За тридцать шесть копеек покупное —
Оно страшнее пули на лету:
Его во тьму души своей макают,
Высокий лоб кому-то протыкают
И дальше пишут красным по листу.
И, мукою бездействия томимы,
Кусают перья наши анонимы,
Вчера — пажи, теперь — клеветники,
Факультативно кончившие школу
Учителя Игнатия Лойолы —
Любимые его ученики.