Тут я догадываться стал,
Что уж давно и неспроста
Все ходит мимо и поглядывает косо
Не аспирант, не ассистент —
Неуспевающий студент
Очкарик тихий Мишка Ломоносов.
Она уже теперь его невеста,
А я с печалью обхожу то место,
Где, каменный, не ведает износу
Великий русский физик Ломоносов.
НОВЫЙ ГОД
Вот вам и Новый год.
Мы обещали вам,
Что он опять придет,
Отрастет, как трава.
Нет никаких причин
Песню ему не спеть:
Год наступающий,
Год обещающий,
Верим мы в твой успех.
Вот, мужики, дела —
Слышен нам шум весны:
Это любовь пришла
В званье родной жены.
Милая ты моя!
Мой дорогой маяк!
В волнах качается,
Вдаль пробивается
Лодка, где ты и я.
Здравствуй, наш Новый год,
Маленький наш итог,
Год дорогих забот,
Год молодых дорог.
Не обдели теплом —
Не обнесем вином.
Горы высокие,
Дали далекие
Положи под нашим окном.
С Новым годом, с новым счастьем!
Значит, тост поднимем вновь
Мы за новые удачи
И за старую любовь.
ТАНЕЧКА НИКИТИНА
В переулке бродит кот,
Словно привидение.
Вижу — девочка идет,
Просто заглядение.
Как зовут тебя, послушай,
Краля окаянная?
Таня, Танечка, Танюша,
Танечка Никитина.
Сохну, сохну я без сна,
Как цветок в асфальте:
Слышал, как поет она
«Музыку Вивальди».
Приобрел, как видно, я
Профиль простофили,
Так как девочка моя —
Видный биофизик.
Я прерву свое житье,
Утоплюсь, ей-Богу,
Ведь дружочек у нее —
Гармонист Серега.
Как зовут тебя, послушай,
Краля окаянная?
Таня, Танечка, Танюша,
Танечка Никитина.
Э. КЛИМОВУ
Озабоченный народ
За поллитрою бегёт:
Отмечает вся Москва
День рожденья Климова.
У зубного у врача
Были руки скрипача,
Ну а руки стукачей
Подлинней, чем у врачей.
Слухи, черт, распущены:
Климов стал Распутиным.
Комитет в агонии —
Жуткая ирония.
Комитет основан наш,
В основанье — ералаш.
Основал же комитет
«Братья Климов Лимитед».
Если б Климов бы Элем
Не родился бы совсем,
Пила б нынче вся Москва,
Что скрывать — без Климова.
«На нашей Пулковской открылася квартира…»
На нашей Пулковской открылася квартира,
Там собирались альпинистские кумиры,
Туда съезжались и с Кавказа, и с Памира,
И всех Аркаша Мартыновский принимал.
Два полувимочки туда съезжались с гонок,
Бывал тут Жорик — популярный наш ребенок,
Который ездил на машине марки «волга»,
Сидел в тюрьме, но, к сожаленью, так недолго.
Здесь пел Хабаровский, но песнь его ни разу
Была не понята. Он спал на унитазе.
Здесь пил не раз, и, между прочим, хорошенько,
Нам всем известный воспитатель Кавуненко.
Здесь как-то раз отведал самой лучшей старки
Лауреат продаж машин различной марки,
Побочный сын Зеленограда и Парижа,
Знаток артисток и любитель горных лыжей.
Здесь без прописки и без паспорта, как белка,
Жил Слава Мельников, бывавший в переделках,
И, рассуждая о летающих тарелках,
Он ряд товарищей обидно обзывал.
Здесь пел Совков, читали здесь стихи поэты,
Артистки драмы исполняли здесь куплеты,
И представитель металлургов Запорожья
Здесь получил плохое прозвище Таксист.
Ах, дом Аркаши, будто он на косогоре,
И семь ветров и семь времен в его просторе.
В нем было счастье, в нем бывало наше горе,
За то советским людям этот дом и мил.
А что касается меня, скажу вам прямо:
Мне так мила прошедших судеб панорама…
Я ухожу, поправив белую панаму,
С любимой песнею Аркадия в душе:
(За то нам юность дана…).
«Ты представь, что при ветре свистящем…»
Памяти Геннадия Васильева
Ты представь, что при ветре свистящем
На земле тишина, тишина.
Ты представь себя в бездну летящим,
У которой ни края, ни дна.
Отгреметь в раскатах ледохода,
Наделить скворечники теплом
И навек растаять в час восхода,
Как снежинка тает над костром.
Не в горах, не в снегах нас разыщут,
Нас разыщут в напевах зари.
Перед тем, как уехать, дружище,
Всех друзей за столом собери.
Уж не спеть ни в шутку, ни серьезно,
Не будить гитарой острова.
Очень поздно, понимаешь, поздно
К нам приходят нужные слова.
Все на свете когда-то воскреснет,
Разгорится костер, как салют,
И тобою любимые песни
У костра твоего запоют.