АРКАШЕ
Стоит на столе простокваша,
Рассвет сделан из серебра.
Вставай на работу, Аркаша.
Вставай — на работу пора!
Пусть скажут мне — Визбор, не прав ты,
Но вижу я, будто во сне:
Стоят перед ним космонавты,
И каждый себе на уме.
Скрипит под Аркашей ступенька,
Горнист его выход горнит.
— Титов, подровняйся маленько!
Кубасов, живот подбери!
А дальше стоят, как бизоны,
Как вольное войско стрелков,
Строители до горизонта,
И с ними полковник Совков.
Свой нос закрывая недаром,
Аркан остается живой —
Смертельным разит перегаром
От наших строительных войск.
Совков это все понимает:
Работы, мол, невпроворот.
Аркан с пониманьем кивает
И орден Совкову дает.
А сбоку двора, где нечисто,
У старых разбитых ракет
С гитарами группа артистов
И Митя — узбекский поэт.
Аркаша весь в подписях тонет,
На нас только глазом косит,
Но нас-то Аркаша не тронет,
Ну, может, слегка пожурит.
Машина подходит с разбегу,
Помощник инструкцию ждет.
— Да, если звонить будет Рейган,
Я в главке, пускай подождет.
А шутка — нам власть и инспектор,
И ради его одного
В совсем искаженном аспекте
Я жизнь показал вам его.
Кто нашу оценит усталость?
Где наш Алибек и Памир?
Нам тяжкое время досталось —
Борьба за разрядку и мир.
Я, может быть, что приукрашу,
Но правду скажу только раз:
Вставай на работу, Аркаша,
Вставай — на работу пора.
ТАТЬЯ…НА!
Однажды хотел я запеть про Татьяну,
И даже нашелся мотив.
За нею шли барды толпой, как бараны,
И весь комсомольский актив.
Была за границей Сережи подруга
В одну из опаснейших зим
И только под грубым давленьем супруга
Решилась зайти в магазин.
Не ходит Татьяна в кафе-рестораны,
Хозяйство сурово ведет.
Согласно закону святого Корана,
Все деньги ей муж отдает.
Твой голос, имея подобье органа,
Нам рвет пожилые сердца.
Мы любим тебя, дорогая Татьяна,
Как женщину, мать и отца.
Но в размер не влезает Татья —
на. Надо, наверно, подружка моя,
По рюмашке назначить друзьям.
«Год кончается високосный…»
Год кончается високосный,
Нудный, будто телекино
Под названием «Шуркины вёсны»
Или Муркины — все равно.
Год кончается невезучий,
Вязкий, будто мерзлый тавот.
Отвратительный рев базуки —
Позывные года того.
В этот год тревог за эпоху
И артистам его удалось
Роль сыграть потрясающе плохо:
Много пьянствовали небось.
Лишь один Артист — всенародный —
Тихой смертью прославил тот год.
Пел по-разному, но свободно.
И сейчас, надеюсь, поет.
Заплетая черные косы
Азиатских мрачнейших дел,
Стал раскосым год високосный
И от косности окосел.
Год отсутствия утешенья,
Урожайный недобротой,
Год слежения, год глушенья,
Год скольжения над пустотой.
В этот год друзья расставались,
Барахлишко свое кроя,
И знакомые удалялись
В незнакомые нам края.
Год Василия, год Володи,
Год, где ценится корнеплод,
Год гадалок и их пародий,
И Валеры Рюмина год.
Ну, а мы поживали просто.
Изводили много чернил.
Чад своих наблюдали росты.
Лично я — машину чинил.
Разве только Саша Никитин
Даром времени не терял:
Красок Родины истребитель
Две картины нарисовал.
Одного вдохновенья ради
Он гуашью пачкал щеку
И в литовском селе Побраде
Жил на воле, будто якут.
Не по-детски и не игриво
Рисовал край лесов и воды.
Про литовский его период,
Я уверен, напишут труды.
Был, мол, гений пока не в зените,
Но создал, мол, шедевров ряд,
Что отец его — тоже Никитин —
Будто тайный был музыкант
И что мать отцу подпевала
И вела всей семьи дела,
И нисколько не напивалась,
Сколько б, в частности, ни пила.
Что смотреть ему телевизор
Разрешала часок-другой.
И что жил с ними некто Визбор
Со своей прекрасной женой.
Дальше звездочка. И курсивом
В сноске сказано таково,
Что жена, мол, добра-красива,
А про Визбора — ничего.
И на эту славу согласен,
И такая радость сойдет.
Сашкой, Танькой, Анькой прекрасен
Был совсем не прекрасный год.
И прекрасен еще друзьями
И в чужом, и в своем дому.
И живыми еще матерями —
Вот за это спасибо ему.
Лично я — человек непьющий,
Но за Новый год мой бокал,
Потому что год настающий
Тем хорош, что еще не настал.