Обращаюсь к гражданской совести писателей. Давайте, товарищи, не избегать этого очень государственно полезного дела. Пропаганда художественным словом — самая сильная пропаганда. Нам нужны десятки, сотни книг на фактическом материале о лучших колхозах, совхозах и МТС страны, и нужно так поставить работу вокруг этих книг, чтобы они были в каждой библиотеке и читались колхозниками. Пусть кто угодно считает эти очерки «низшим сортом» литературы, но нам такой снобизм не к лицу, для нас все «сорта» литературы важны и высоки, поскольку они служат делу нашей партии.
Научно-популярный очерк на сельскохозяйственные темы, в области которого у нас работают единицы писателей, тоже следовало бы всячески развивать и делать доходчивее до читательских масс. И думается, что научно-популярный очерк тоже мог быть бы активнее, действеннее в смысле вмешательства в жизнь, если бы чисто научную сторону дела больше, крепче сталкивать с практической стороной, с жизнью.
Очень хороший, обстоятельный, с большим знанием дела написанный очерк Геннадия Фиша «Открытие Терентия Мальцева», напечатанный в № 5 «Октября», кончается несколько «не в стиле» жизни и творчества самого Мальцева. Уж Геннадию-то Фишу, знающему Мальцева почти двадцать лет, хорошо известно, что в жизни этого крупного ученого не было такого периода, чтобы как будто что-то завершилось, остановилось, и он успокоился, и все страсти вокруг него успокоились, утихли. У него каждый год — новые открытия, новые дерзания, новая борьба и новые неприятности. А в очерке Г. Фиша как бы все завершается полной победой принципов Т. Мальцева 7 августа 1954 года — Всесоюзным совещанием в колхозе «Заветы Ленина». Так кончить очерк можно было бы, если бы он писался год назад, сразу под радостными впечатлениями совещания. Но прошло уже некоторое время. Сейчас очеркист, пишущий о Мальцеве, обязан проследить, что же делается на местах во исполнение решений и рекомендаций, принятых на этом совещании. Закладываются ли опыты по его системе и как закладываются, — может быть, так, что от его идей остаются рожки да ножки и получается дискредитация системы Мальцева; как «планируют» земельные органы и другие директивные организации опыты по Мальцеву в колхозах, — может быть, борьба его со старыми шаблонами превращается в новые шаблоны (по дурно понятой русской пословице: клин клином вышибают); может быть, где нет подходящей земли, чтобы сеять но непаханому, туда дают план «посева по Мальцеву», а где есть такая земля — туда плана не дают… Я, например, не далее как два месяца тому назад в одном колхозе Курской области был на участке прекрасной яровой пшеницы, которая давала тридцать центнеров, и председатель колхоза, сам агроном, долго крутил-вертел, пока не признался, что эта пшеница посеяна по непаханому свекловищу. «Я вашу фамилию не расслышал. Знаете, приходится с оглядкой, кому скажешь, кому нет…» Оказывается, даже и сегодня, даже при готовом урожае в тридцать центнеров, он боится признаться, что земля здесь не пахалась, потому что сеял по непаханому свекловищу «контрабандой», плана на такой посев ему из МТС и района не было «спущено». А я, грешным делом, когда писал в прошлом году статьи о Мальцеве, радовался: «Вот наконец полный простор для творчества инициативного и умного агронома!..»
За полную победу и торжество основных принципов мальцевской системы — а заключаются они, если брать не только научную, но и организационно-деловую сторону, в искоренении всяческих канцелярских шаблонов в агротехнике и унтер-пришибеевщины в методах руководства работой агрономов на местах — за это надо еще драться и драться!
Вот если бы Геннадий Фиш дополнил свой очерк о Терентии Мальцеве таким жизненным материалом, собранным за последнее время, фактами из разных мест, что же делают сегодня в своих районах, областях, колхозах, МТС хотя бы те товарищи, что были на Всесоюзном совещании в селе Мальцева, аплодировали Мальцеву, щупали своими руками колосья на его полях, — вот тогда получилась бы настоящая научная пропаганда. Пропаганда достижений передовой науки нуждается иногда и не в очень научных, а просто крепких русских словах, в стиле публицистики протопопа Аввакума.
А впрочем, может быть, очерк Геннадия Фиша очень долго пролежал в редакции, пока увидел свет? В таком случае автор, конечно, не виноват.
Есть еще один вид литературы, к которому требования жизни обязывают нас прибегать почаще и смелее, не боясь, что написанное нами в этом жанре будет скучно и неинтересно для читателя, — это обыкновенная публицистическая статья. Если хорошо, крепко написать, тому читателю, которому это адресовано, скучно не будет.