Хорошее начало для очерка о секретаре райкома:
«Мне не раз случалось, когда я работал в газетах, — напишешь хорошо о человеке, прославишь его — через некоторое время приезжаешь к нему опять и не узнаешь его: зазнался. Так я уж теперь дам своему персонажу вымышленную фамилию и адреса не буду указывать».
Пишешь, пишешь и — ни хрена, ни на градус не повернулся земной шар.
Мало дать команду, надо и подумать вместе с тем, кому команду даешь.
Отставший боец. Заболел. Сел у обочины. В темноте не видели. Прошла рота — стал уже «не нашей роты», прошел батальон — стал уже «не нашего батальона».
Как форма довлеет, довлеет над содержанием, пока, наконец, совсем вытесняет его. Это бывает у каждого человека, если он не художник в работе, не новатор, не борец именно в своем деле.
Партийный работник должен быть художником? Да. Плотники, сапожники и те должны быть художниками.
Страшная штука — застывшая форма.
Человек приезжает в город или в район — секретарем райкома, полон благих намерений. Мир перевернуть.
И вот форма его давит. Обычная форма проведения бюро. Ломать ее — значит кого-то обидеть. Прокурор не выбран в РК. Но он продолжает приглашать его на бюро — нельзя, обидится, это же привычный участник заседаний.
Живые люди, творцы, подлинные художники своего дела никогда не преклонялись перед формой.
Суворов ломал форму военного искусства. Пушкин — старую форму русского языка…
Отстающие — передовые колхозы. Так где ж оно, равенство? Все — равно, и раньше так было: кто умел — жил хорошо, кто не умел — бедствовал.
Так ли? Но передовой колхоз не наживается ведь за счет другого? Его укрепление не грозит никому разорением.
Герцен:
«Опасно не то, когда зверь остается зверем, а когда он от образования становится скотиной…»
(«Доктор, умирающий и мертвые»)
Мать с двухгодовалым сыном. У обоих меховые пальто, из одного меха — какая-то длинная бурая шерсть. Как медведица с медвежонком.
«Золотая задница». Типизировать.
Вокзальная дикторша с милицейскими интонациями в голосе.
В нашей жизни, в воспитании наших людей, начиная, может быть, со школы, с комсомола, надо объявить жестокую войну болтливости, многословию.
Два слова вместо десяти!
Высмеивать болтливость как порок, постыдную болезнь. Надо вспомнить Спарту.
То, что происходит сейчас в литературе, выдвижении новых имен (Казакевич и другие), это можно назвать пехота подошла.
В первое время подвизались ловкачи с собственными «виллисами». Они, естественно, вырвались вперед, все обсмотрят, всего коснутся понемногу, обо всем наскоро напишут.
А пехота в это время свои 20–30 км в сутки с боями — «чап-чап». Естественно, она отставала, пехота, от «виллисов». Но она должна была подойти, закрепиться и сказать свое слово.
И вот она подошла. Она еще не развернулась полностью, не приняла правильный боевой порядок, но уже подошла. Царица полей, надо полагать, она станет и царицей литературы. Как и на поле боя — первое слово за ней.
В этом искусство — уметь единым словом, намеком вызвать у читателя (зрителя) много воспоминаний, ассоциаций, бурю чувств.
Пессимист может самый лучший пейзаж Тургенева разделать вдребезги. Что такое куст в росе? Мокро, неприятно, ноги промочишь, раздвинешь ветки — за шею капает. Есть чем восхищаться! Гроза? Треск, гром пугает, ветер в уши надует и т. д.
В каждой пьесе, прозаическом произведении сюжет, столкновения, драматические конфликты должны определяться характерами. Ведь отсюда начало. К столкновению ведут острые, сильные характеры.
«Жизнь будет всегда достаточно плоха для того, чтобы желание лучшего не угасало в человеке».
(М. Горький)
Я всегда чувствовал себя лучше на том месте, где надо начинать все сначала, чем там, где много пищи для воспоминаний о прошлом. Вот, может быть, потому я человек без родины. Мне тяжело на родине. И без прошлого. Хотя больше думается о будущем.
Вот почему, может быть, и не люблю копаться в старине.
Еще много таких унылых сел, где и традиции не было деревья сажать. Острее чувствуется здесь необходимость широко шагать вперед.
Колхозники сняли с собственных мотоциклов моторчики и приспособили к сортировкам.