Бесполезно писать о том, что не под силу журналистике. Проблемы, которые все равно не поднять, напиши хоть миллионы фельетонов об «улыбке продавцов», о… о… о… и т. п., другими средствами надо решать.
Так нечего и бумагу тратить.
На что еще способны журналисты?
Литература для докладных записок — то, что «не лезет» в газеты. Ведь журналисты много видят, много знают (настоящие журналисты), им есть что рассказать. И к такой литературе должно быть большое внимание.
Трезвонить о кукурузе могли меньше? Могли. Эпитетов громких раздавать меньше могли? Могли. Можно было меньше шарахаться с травопольной системой (туда-сюда), торфоперегнойными горшочками, беспривязным содержанием скота, чистыми парами и пр.? Можно.
Публицистика лишь тогда имеет смысл, когда она действенна. А сделать ее действенной — недостаточно силы одной публицистики, журналистики.
А бездейственность публицистики — это хуже даже полного отсутствия публицистики…
«Черный обелиск». Ремарк, стр. 244.
«Эдуард улетает стрелой, словно смазанная маслом молния».
Или переводчик что-то напортил, или у автора так и было.
Смазанная маслом молния — чудесно. Но стрела и молния — плохо, двойной образ, нагромождение.
Помешались на объективных факторах и теперь уж не будут видеть необходимости ни в чем «субъективном»…
А какая это опасная штука!
Начнут верит в то, что «объектив» все за нас сработает.
Переведи дело на научную экономическую основу и можешь ставить во главе предприятия, колхоза, района, области полного идиота — «объектив» за него все сам сделает. И оправдание в случае плохих результатов — значит, наука ваша неправильная.
Появится новый вид бюрократизма…
Макаренковская коммуна. Какие были там «объективные» факторы?
А организаторский талант? Это что — не фактор?
А как сделать, чтоб человек был на своем месте? Чтобы те места, где требуется талант, занимали именно талантливые люди?
Наброски
(Автобиографические)
Принимаясь за эту книгу, я опять, как и всегда, не знаю, в какую окончательную форму выльется все. Это будет и нечто автобиографическое, воспоминания. Но не низание чулок перед уютно горящей печкой в долгие зимние вечера. Отдаться целиком воспоминаниям о прошлом, не связывая их с нынешними днями, — так я не смогу, не вытерплю. Повесть о том, как и почему я стал писателем? Да и об этом хочется рассказать, ответить разом на вопросы многих читателей. Но не только об этом. Порою я чувствую себя больше практиком колхозного строительства, нежели писателем; и не боюсь сказать это вслух.
Не боюсь, что это может быть подхвачено остроумными критиками, ну и продолжал бы, мол, пахать, косить, это тебе сподручнее, чем романы писать. За романы-то я не берусь. Не очень люблю я «сочинять», больше мне нравится и читать, и писать о «невыдуманном».
В этих очерках я расскажу и о первых шагах первых колхозов в тех краях, где я вырос.
Только прошу читателей не требовать от меня в этой книге особой стройности повествования. Это не мемуары — в обычном понятии. Я не могу еще сосредоточить «вой мысли только на прошлом. Да и воспоминания приходят ведь к тебе не по заказу. Свою жизнь перебирать в памяти — это не то что читать уже готовую, кем-то написанную книгу, — последовательно, главу за главой. Сегодня почему-то вдруг ярко встанет перед глазами то, что было двадцать лет назад, а завтра — то, чему уже тридцать лет. Я постараюсь связать эти очерки между собою не хронологической последовательностью воспоминаний, а другими нитями.
Председатель коммуны — на Кубани.
Почему я стал писателем?
Обращения там и сям к молодежи.
Какая-то свободная поэтичная форма.
А вот вспоминается мне еще то-то и то-то.
Корреспондентская работа.
Жена корреспондента. Катя. Много квартир переменили. Стали как-то подсчитывать — больше квартир, чем лет вместе прожили.
А нужен ли нам сегодня уют? Для того чтобы завтра людям лучше жилось, сегодня мы, коммунисты, должны быть солдатами. Вещевой мешок — за плечи и пошел.
Какой-то хороший, теплый конец. Хочется еще пожить, послужить партии.
«Университеты».
С женою.
Будем стариками. Один уже выбрал очень беспокойную профессию. И другой — может быть, такую же. Внучат будут нам ссылать. Хорошо, помиримся на этом.