Выбрать главу

Самозабвенно любил труд.

Мог ли он украсть? Никогда. Соврать? Никогда. Слукавить в работе? Никогда. Простить человеку подлость? Никогда. Простить ошибку? Да.

Как он пришел к нам…

— Так… Здесь, значит, коммуна зачинается?.. А кто затеял? Ты? (Взгляд изучающий, мне — 20 лет.) Аты — хлебороб? Нет… Сапожник?.. Сапоги на тебе — своей работы? Давно пошил? Если не трудно — сними один. (Осмотрел.) Что-то колодка не наша. А, сам и колодки делал?.. Ну, а что же тебя заставило? (И почему-то мне захотелось ему рассказать все — о наших комсомольских вечерах, и как однажды, поздно ночью…) И он слушал очень внимательно и понимающе.

Как он «вмешивался» в коммуну и в комсомольские дела. И как он, казалось бы «идеалист», которому трудодень-то и не нужен, первым, безоговорочно и твердо пошел за трудодень.

(А мимоходом — как это было, что вытерпел от снобов, которые, еще и не изведав коллективизации, уже успели получить отвращение к ней.)

Как… вместе с ним любовались «прозаическими» нашими успехами и видели в них поэзию.

У меня, у молодого парня, это были лучшие годы моей жизни (говорю это сейчас, когда мне уже почти 60 лет). Думаю и, пожалуй, не ошибаюсь, что и у него, которому тогда перевалило за 60 лет, это были лучшие годы его жизни.

Неграмотный. А к грамоте — уважение. Религия? В церковь ни разу не ходил и безбожникам (нашим) замечаний не делал. И когда вступал, не спрашивал — а как у вас в коммуне, верующих не преследуют? (Какое-то очень правильное понятие. Коммуна во французском смысле. Коммуна — это не обязательно коммунисты.)

Сам — крестился перед обедом и после. Никто не обращал внимания… Однажды кто-то высказался. Он гораздо деликатнее, чем ему было сказано, отшутился:

— Вы, парни, после обеда закуриваете, а я хоть рукой помашу.

Конец рассказа:

— Эх!.. Как бы мне хотелось хоть немного быть похожим на него!..

Дед Маслов. Звали его не Маслов, а Маслόв.

Тысячу раз в жизни, глядя на водопроводчиков, на таких-то, таких-то, думал я: деда Маслова бы на вас!

— Як-нэбудь? Як-нэбудь?..

Даже если бы ввели тогда сразу и сдельщину, а не просто «палочку», и тут дед был бы за нее. Хотя сам на сдельщине и погорел бы, крепко погорел. Но если это нужно для пользы дела — он бы проголосовал не задумываясь.

А ведь голосовали в коммуне открыто, не в ящик.

И подсчитывали голоса по-честному. И в традициях не было, что если бы кто-то вздумал преследовать…

Так вот — из какого мира он явился и кто его воспитал?

Николай Леонтьевич!

Мне было 20 лет, когда я первый раз вас увидел. А вам было тогда за 60. А теперь мне уже под 60. А вас давно нет. И только сейчас решаюсь написать о вас.

Завоевать симпатии у Н. Л. можно было только хорошей работой. И честностью. Значит, руками и головой? Или — и сердцем.

Единственная его слабость (для любителей многогранности!) — он был охотником. Это — не крестьянская черта. (Охотник — это бездельник.)

А как ему шил сапоги? За сутки.

Какой порядок был? Отдаешь свои трудодни. На таких условиях можно хоть неделю тянуть. Сшил за сутки, но попросил разрешения двое суток не вынимать колодки…

И, кажется, он в сапогах моей работы доходил и до смерти. Стыдно было сработать что-то плохо для этого человека, который сам так работал для нас!

Сейчас я вижу — «перегибал» с демократией, не надо было каждое воскресенье собрание. И я очень уставал, и иногда хотелось отдохнуть. Надо было, вероятно, раз в месяц.

И вот иногда я с Масловым, два дурака-мечтателя, на курганчике садились, и он начинал рассказывать. И о кладах, которые искал (плюнул, в общем, на это дело), и об «Аблакате», и о…

Вопросов насчет будущего, между прочим, не задавал. Щадил? Да, возможно. Понимал — пацан, а он-то что знает?.. И вместе задумывались. И даже «без сплошной коллективизации»…

Вместе мечтали: еще два-три года пройдет — все хутора будут наши!

А через год меня «выдвинули». Смотрят: парень вырос. Пора! На руководящию работу. А там я что — не руководил?

А кто тогда, в то время присуждал Н. Л. звания? Да и никаких не было у него званий.

Начало?..

Гораздо проще писать о человеке, в котором ты как будто разобрался. Значит, ты уже — выше его. И — которому не должен. А вот которому и должен, и в котором не разобрался, и который, конечно, намного выше тебя!..

Я сам привык смотреть на мои же выступления как на кокетничанье и боюсь, что мне отплатят той же монетой… Но ради бога!..