— Таким образом, — обрадовался Ингольф, — мы избежим необходимости жертвовать понапрасну столькими неповинными людьми.
Но вдруг он нахмурился и переменил тон.
— Впрочем, мы, кажется, рано начали радоваться. Ведь старый герцог, может быть, не захочет моего заступничества. Он так ревниво оберегает свою независимость, а ведь здесь не Швеция…
— Ни до чего подобного не дойдет, можешь успокоиться, — возразил Надод. — Разве ты не знаешь англичан? Они нахальны со слабыми, но стоит только показать им зубы, как они сейчас же покажут пятки… Завтра утром ни одного корабля не останется в фиорде.
Вдруг в глубине обширной равнины раздался крик совы. Надод вздрогнул.
— Что это такое? — спросил Ингольф.
— Ничего, — отвечал не без смущения Надод. — Ведь здесь сова часто кричит.
— Странно! — задумчиво промолвил Ингольф.
— Что же тут тебе кажется странным?
— Так, мне представилось…
Опять послышался совиный крик. Надод нахмурился и взглянул на своего товарища, но тот не обратил на него внимания, продолжая о чем-то думать. У Надода возникло подозрение.
— Ингольф, — сказал он, — я не хочу от тебя ничего скрывать. Ты совершенно прав, находя странным крик белой совы в такое время года. Это сигнал мне.
— А! — равнодушно произнес капитан.
— Пятнадцать сыщиков, которых ты сам высадил недавно в Нордкапе, наблюдают за Розольфским мысом. Они получили от меня разные поручения, и тебе не придется участвовать в самой щекотливой части нашего предприятия. Твое участие ограничится только взятием замка и перенесением сокровищ на корабль; пленников брать будем мы сами. Ты видишь, я позаботился отстранить от тебя все наиболее грязное в этом деле… Однако прощай: мне нужно сходить и узнать, что такое они мне сообщают…
Красноглазый поспешно ушел.
XVI
НУ, ТЕПЕРЬ ОНИ ПОГИБЛИ! — ПРОГОВОРИЛ Ингольф, когда Красноглазый вышел. — Что бы я ни предпринял для их спасения, ничего не поможет, если только… Но это даже и к цели не приведет, я их хорошо успел узнать в короткое время… Если я их предупрежу об опасности, то они, вместо того чтобы сесть на корабль и покинуть на время замок, созовут всех вассалов и будут до последней крайности защищать замок своих предков. Раз уж они готовы вступить в бой с целой английской эскадрой, то перед горстью бандитов подавно не отступят… Как ужасна моя судьба! Если я скажу слово — Надод погибнет, а этого я не могу допустить, так как заключил с ним договор. До сих пор я был лишь вольным корсаром… И что заставило меня согласиться на участие в этой позорной экспедиции? Зачем я это сделал? Я только окончательно опозорил себя!.. Если я промолчу — погибнет древний род, на котором, я это вижу и чувствую, не лежит никакого пятна… Я уверен, что заговор, в котором они будто бы участвуют, — пустая басня… О, если б мне, по крайней мере, получить уверенность, что они действительно опасны для государства!
Он с волнением прошелся по каюте.
— Но в сущности какое мне дело? Разве я тут судья? Я теперь офицер регулярного флота, получивший специальную командировку, и обязан исполнить долг службы. Последствия меня не касаются… Да, но могу ли я вычеркнуть из памяти геройский подвиг, спасший нас всех от гибели в волнах мальстрема? Могу ли я хладнокровно допустить, чтобы на моих глазах резали этих доблестных людей?.. Нет, я должен их спасти во что бы то ни стало… Но как это сделать, не погубив Надода? Пусть он бесчестный бандит, но разве он не достоин сожаления? Разве сам он не жертва чужой жестокости? — Ингольф, очевидно, верил басне об утонувшем мальчике. — Разве его неосторожность, объясняемая молодостью лет, оправдывала варварский поступок с ним?.. Что мне делать? Боже мой, Боже мой, что мне делать?.. Как выйти из этого ужасного положения?
Голова Ингольфа была как в огне, он задыхался. Чтобы подышать свежим воздухом, он подошел к окну каюты и отворил его. Перед ним отчетливо рисовались берега фиорда с их зубчатыми скалами, а вдали выступал безмолвный силуэт замка на фоне звездного неба. Вдоль берега светились красные и белые огни: то вассалы готовились на защиту древних розольфских вольностей, созванные Черным герцогом. Но кругом все было тихо, и эта тишина подействовала на Ингольфа успокоительно. Мысли его приняли другое направление. Поглядев несколько минут на этот пейзаж, он опять повторил то восклицание, которое уже слышал от него однажды Надод.