Старый Харальд произнес эту речь с замечательным благородством, так что Ингольф невольно почувствовал восторг.
— Я тоже, в свою очередь, поставлю один вопрос, — отвечал он, — и по получении на него ответа немедленно отвечу сам. Впрочем, нет; я ответа ожидать не буду, а только поставлю вопрос и затем стану отвечать за себя. Правда ли, что Харальд Бьёрн, герцог Норландский, вступил в заговор, имеющий целью убийство Густава Третьего, короля Швеции, и замещение его на троне Эдмундом, старшим сыном упомянутого герцога?.. Я не умею, не способен лгать. Да, я — действительно «капитан Вельзевул», но даю честное слово, что никогда не намеревался грабить и разрушать замок Розольфсе и убивать герцога Норландского и его сыновей. Даю честное слово, что я лишь вчера узнал о производстве меня в капитаны шведского флота, получив вместе с тем приказ арестовать вас троих за государственную измену, доказательство которой я, между прочим, вижу в том, что в данную минуту в Розольфском замке находится один из самых деятельных главарей заговора, нити которого протянуты между Стокгольмом и Розольфсе.
— Довольно, милостивый государь! — произнес, нахмурясь, Черный герцог. — Итак, вы с легким сердцем готовились арестовать двух молодых людей, которые за несколько часов перед тем спасли вас, кинувшись в пучину мальстрема!.. Вы забыли долг благодарности, забыли также, что герцогство Норландское — независимая страна, что мой род дал Швеции уже двух королей и что я никому не обязан отчитываться в своих действиях. В государственной измене можно обвинять лишь подданного, я же в подданстве у шведского короля не состоял и не состою.
— Прекрасно, — с живостью возразил капитан, — но шведский король, во всяком случае, имеет право защищаться от своих врагов.
— Не оспариваю у него этого права, которое и мне принадлежит в такой же мере, — заключил герцог. — Шведский король поручает свою защиту капитану Вельзевулу, а я свою — адмиралу Коллингвуду. Вы — пленник адмирала, а так как прежде всего вы пират, переменивший кожу лишь по случаю…
— Если только его патент не поддельный, — заметил английский офицер.
— Одним словом, — докончил Черный герцог жестким, повелительным тоном, — вы ответите за свои поступки перед военным судом.
Четыре матроса подошли к Ингольфу и взяли его за воротник. Пират хотел было оттолкнуть их всех и швырнуть в фиорд, но сообразил, что этот грубый поступок не принес бы ему никакой пользы, и спокойно дал себя арестовать, не проронив ни слова.
В эту минуту глаза его встретились с глазами Эдмунда и Олафа, и в их взглядах он прочел самое недвусмысленное сочувствие к себе. Проходя мимо молодых людей, он сказал им:
— Мне очень грустно, господа, терять ваше уважение. Но могу заверить вас, что все сказанное мной вашему отцу — чистая правда. За два часа перед этим я еще не знал, что арестовать мне поручено именно герцога Норландского и его сыновей, и если я принял это поручение, то лишь потому, что вы неминуемо погибли бы, если б его исполнил кто-нибудь другой; я же дал себе клятву спасти вас во что бы то ни стало. Прощайте, господа. Вы можете поверить слову человека, у которого, бесспорно, много грехов на душе, но который еще ни разу в жизни не солгал.
— Отец! — воскликнули умоляющим голосом молодые люди.
— Оставьте! — сурово остановил их Черный герцог. — Правосудие да свершится.