Все полевые работы были заброшены, и население принялось с азартом за дистиллирование корня ти (dracona terminalis), который давал спирт. Весь остров превратился в обширную дистиллировальную мастерскую, и дикари проводили все свое время в том, что напивались; потом, когда им надоедало пить, они приходили в дикую ярость, бросались один на другого и поднимали резню прямо тут же, на месте их кровавых оргий.
Помаре, слушая все эти подробности, подумал, что настало время возвратиться, не боясь сопротивления, и действительно, он встретил очень мало препятствий; но, желая прекратить беспорядки, царившие на всем острове, он был принужден в результате всеобщего восстания еще раз скрыться на Муреа и даже чуть было не был убит в то время, когда садился в пирогу. С ним не было его воинов с Муреа, которых он не хотел приводить в соприкосновение с таитянами, боясь, что последние заразят их пьянством, и Помаре уехал с твердым намерением огнем и мечом уничтожить это гнездо возмущения. Заговорщики, в ярости, что Помаре ушел из их рук, начали обвинять друг друга в измене и от слова скоро перешли к делу.
Жители Атагуру, вечные враги Пори-Уну, живущих на северо-западе острова, напали на них, разбили войско и истребили их вождей и лучших воинов.
Тогда появились жители полуострова Терану и, объявив себя на стороне победителей, начали грабить вслед за ними. Так что скоро богатейшие округа, Таити и Фаа, долины Фаатагуа, Матаваи и Вапайамо превратились в места скорби и нищеты; когда все было уничтожено или разрушено, когда не осталось более ни людей, ни хижин, победители стали спорить о добыче и, не будучи в состоянии сговориться, подрались между собой.
Помаре нашел этот момент подходящим для того, чтобы снова вмешаться; он высадился на Таити с тремястами воинов, хорошо вооруженных, а главное, хорошо дисциплинированных, и, чтобы показать им, что надо умереть или победить, Помаре сжег все двадцать пять пирог, на которых они прибыли, и оставил из них только две, которые под его начальством отправились дальше, чтобы скрыться на берегу реки Фаатагуа. В одной находилась пушка, и при ней англичанин по имени Джо, которого Помаре назначил адмиралом и командующим артиллерией; в другой пироге находились тридцать воинов, которые должны были защищать батарею Джо.
Едва окончились эти приготовления, как со стороны Норэ, явился большой отряд хорошо вооруженных таитян, горя желанием сразиться с небольшой кучкой воинов Помаре; с другой стороны, через Атагуру, многочисленные банды воинов, с распущенным знаменем Оро, приготовились поставить короля между двух огней.
Но Помаре не растерялся; он разделил свой отряд на три колонны, которыми командовали знаменитые воины Ануа, Упа-Пару и Гитоти. Небольшой же резерв находился под командой Машне и его жены Помаре-вахине, одетой в хорошую кольчугу из ромага и вооруженной мушкетом и пикой.
Начался бой. Особенно ужасна была первая схватка, в которой весь авангард Помаре был смят. Множество лучших воинов, составлявших его, были выведены из строя. Упа-Пару спасся, оставив в руках врагов клочки своего передника.
Тогда по приказанию Помаре оставшиеся колонны отступили к резерву. Тут началась упорная битва. Скоро у солдат истощился весь запас патронов, и они взялись за холодное оружие.
Среди всех сражавшихся Помаре выделялся своим ростом, храбростью и силой ударов, но и он уступил бы перед численным превосходством, как вдруг, испустив свой воинственный клич, он бросился с горстью верных воинов в самую гущу боя; после этого условного сигнала заговорила пушка Джо; искусно брошенная бомба вдруг разорвалась в задних рядах неприятеля и произвела страшный беспорядок; в то же время сидевшие в засаде бросились во фланг таитянам и заставили последних отступить.
Тота, предводитель инсургентов, пал пораженный копьем; это увидели его воины и бросились к нему.
— Отомстите лучше за меня! — закричал он им.
Таитяне, несмотря на потерю нескольких вождей, сделали последнюю попытку, но две новых бомбы, ловко брошенные в них Джо, произвели в их рядах такую панику, что они начали рассыпаться на мелкие отряды и бросились бежать.
Солдаты Помаре хотели преследовать беглецов, но король, как человек ловкий, понял, что для окончательного утверждения его власти над островом, будет лучше не возбуждать против себя народ; поэтому он остановил своих воинов, которые, будучи отлично дисциплинированы, безропотно повиновались. Он велел подобрать раненых и оказывать одинаковую помощь как своим, так и чужим воинам.
Тело Тоты велел похоронить со всеми почестями, относящимися к его сану, и вместо того, чтобы, по обычаю, конфисковать его имущество, он отдал его сыну.