Между тем то, что сумел сделать Виллиго, было еще далеко не все; дело в том, что Джонатан Спайерс, сознавая, что ему рано или поздно придется поручить управление «Лебедем» и «Осой» кому-нибудь постороннему, распорядился провести на верхнюю палубу некоторые из простейших проводов, посредством которых можно управлять судном. Однако, управляя его движением, человек, знакомый с применением этих хрустальных кнопок, не знал ни одного из секретов механизма; он не мог ни привести в движение механизма, в случае остановки, ни регулировать работу машин, производящих воздух или электричество, не мог приводить в действие электрические аккумуляторы. Кроме того, предусмотрительный американец с помощью известного рычажка, мог совершенно остановить действие этих кнопок или ограничить его известным временем — несколькими часами, сутками или месяцами, а также остановить действие всего механизма или отдельных его частей, смотря по желанию.
Таким образом оба судна, даже управляемые кем-нибудь посторонним, все же оставались в полном его подчинении; но так как, уходя, капитан, не предвидевший того, что произошло в его отсутствие, не принял этой меры предосторожности, то «Лебедь», черпавший свои запасы электричества из воздуха или воды, мог действовать в продолжение пятидесяти лет, до полного износа некоторых своих частей.
Придя во Франс-Стэшен, Виллиго никому ничего не сказал о случившемся; точно так же и Коанук хранил полное молчание.
— Слишком много глаз, слишком много ушей, слишком много языков в большом доме, — сказал Виллиго, — и если Коанук не сумеет удержать свой язык, то Туа-Нох, прибывший сегодня утром, будет предупрежден, и нам не удастся захватить громадное чудовище! (так Виллиго называл «Ремэмбер»).
— Коанук не женщина, и его язык не болтает без его воли! — отвечал в тон ему юный воин.
Когда же во время разговора с Оливье Джонатан Спайерс сделал знак своему негру, то Виллиго, от взора которого ничто не могло укрыться, разом понял, что «Туа-Нох», то есть «Восточная Птица», как он прозвал Красного Капитана, послал своего негра передать какое-нибудь приказание людям, оставшимся на судне. Чтобы не допустить этого чернолицего убедиться в исчезновении «чудовища», Виллиго и Коанук пустились по его следам. Вскоре они нашли его и, забежав вперед и притаившись в кустах цветущего лавра, дали ему пройти мимо, а затем разом, точно по команде, послали ему вдогонку свои бумеранги. Страшные орудия, попав негру в голову, уложили его на месте без стона и без вздоха.
Спустя несколько минут волны озера поглотили труп несчастного негра. Радуясь тому, что они лишили Красного Капитана последнего его союзника и оставили его без всяких вестей о судне, оба австралийца направились в свою деревню, где им предстояло исполнить свою роль на Празднике Огня, который должен был начаться тотчас же по прибытии в деревню канадца и его друзей.
Виллиго был доволен собой, хотя и не предвидел всей важности того, что ему удалось сделать. В самом деле, каким образом мог теперь вернуться на «Ремэмбер» Красный Капитан? А если он не мог этого сделать, то что станется с остальными, заключенными в подводном колоссе и лишенными возможности выйти наружу?
Действительно, если бы Джонатан Спайерс знал о случившемся, он, конечно, не последовал бы за гостеприимными хозяевами Франс-Стэшена в деревню нагарнуков, но он даже не подозревал, что из-за пустяшной случайности мог лишиться плода своих десятилетних трудов.
В данный момент его более всего занимал один вопрос, над разрешением которого он мучился с самого момента своего знакомства с молодым графом. Все в этом молодом человеке — голос и фигура, и манеры казались ему знакомыми, точно он уже видел его когда-то, и чем больше он прислушивался к его голосу, чем больше смотрел на него, тем больше укреплялся в своем мнение.
Наконец он не выдержал и прямо обратился к молодому человеку за разъяснением мучившего его вопроса.
Беседуя с графом о том, о сем по пути к большой деревне нагарнуков, он вдруг прервал этот пустяшный разговор словами:
— Простите меня, граф, но я положительно сгораю от нетерпения задать вам один вопрос!..
— Сделайте одолжение! — воскликнул Оливье. — Я весь к вашим услугам!
— Чем больше я на вас смотрю, тем больше мне кажется, что я уже раньше когда-то имел удовольствие видеть вас! Скажите, моя наружность не кажется вам знакомой?
— Возможно, конечно, что мы с вами когда-нибудь встречались, но признаюсь, ваши черты не запечатлелись в моей памяти. Я много путешествовал, вы, вероятно, тоже, а при таких условиях мимолетные встречи так часты, что их с трудом запоминаешь! Быть может, мы виделись с вами в России?