Только Джонатан Спайерс в тот момент, когда сноп света вырвался из середины озера, спокойно взглянул на свои часы и прошептал:
— Прекрасно, этот славный Дэвис точен, как хронометр!
Оливье, бледный, как смерть, не в состоянии был вымолвить ни единого слова в ответ на приветствия и поздравления своих гостей, отлично зная, кому и чему следует приписать это удивительное явление.
— Что вы на это скажете? — обратился он к Джонатану Спайерсу.
— Поздравляю вас с успехом; вам для этого понадобился, конечно, рефлектор очень большой силы!
Оливье не стал разуверять его и решил отложить до завтра все разъяснения своих отношений с Невидимыми и все то, что ему уже пришлось пережить благодаря этому. Джонатан же только и ждал этого сигнала, чтобы знать, что на «Ремэмбере» все благополучно и находится в полной готовности для его возвращения. Он как раз избрал это время, чтобы под предлогом усталости попросить у любезных хозяев разрешения удалиться. Оливье нашел это весьма естественным и, извинившись, что не может лично проводить его в предназначенное для него помещение, так как не желает оставить своих гостей, нагарнукских вождей, одних за трапезой, за которой он, как хозяин, непременно должен председательствовать, если не желает нанести им оскорбление, приказал одному из своих слуг проводить капитана в его комнату, а затем обменялся с ним дружеским рукопожатием со словами: «До завтра!»
— Непременно, я буду ждать!
Как только Красный Капитан остался один в той части дома, которая была предоставлена ему, он вздохнул с облегчением: наконец-то он может начать действовать! Не теряя ни минуты, он осмотрел свой револьвер, изготовленный по его специальному заказу, 12-миллиметрового калибра, бьющий на двести шагов, с коническими разрывными пулями, начиненными фульминатом.[18] Ружье он оставил на столе, так как оно могло только стеснить его на ходу, и с револьвером в руке, крадучись, выбрался через черный ход из дома.
Но в тот момент, когда он готов был перешагнуть через порог, ему показалось, что какая-то темная тень скользнула в кусты. Он тотчас отступил назад и, выждав некоторое время, стал напряженно присматривался. Прошло десять минут! Ничто нигде не шелохнулось; тогда он тихонько пробрался в ближайшие кусты и сквозь них в обход выбрался к озеру намного дальше того места, где все еще пировала вблизи дома темнокожая толпа. Теперь он пустился бежать со всех ног к тому месту, где оставил утром «Лебедя». Он рассчитывал застать своих людей наготове, так как знаком, сделанным им негру, извещал, что вернется на судно спустя несколько часов после заката. Менее чем в пятидесяти метрах позади него две черных тени неслись, как на крыльях ветра, едва касаясь ногами земли, словно призраки. То были Виллиго и Коанук, который сегодня более, чем когда-либо, оправдывал свое прозвище Сына Ночи.
Сухощавый и мускулистый, Джонатан Спайерс был чрезвычайно проворен, и нагнать его было тем труднее для Виллиго и Коанука, что те должны были остерегаться быть замеченными. Кроме того, ночью они не могли так твердо рассчитывать на меткость своих бумерангов.
В Красном Капитане Виллиго угадывал незаурядного противника, и захватить его врасплох было не так-то просто. Правда, им казалось, что он был безоружен, но тем не менее обоих нагарнуков томило какое-то мрачное предчувствие, и, кроме того, они испытывали невольное уважение к личности этого человека, построившего такое удивительное судно, как то, которым они завладели сегодня утром.
Как ни странно, Джонатан Спайерс тоже ощущал какую-то неясную тревогу. «Что, если я не застану „Лебедя“ на месте», — спрашивал он себя, и холодный пот выступал у него на лбу. Но разве подобная мысль не была безумием? Кто мог узнать секрет управления этим судном? Разве он не был уверен в своих людях, как в самом себе? Пусть так! Но все же он был неосторожен, оставив верхний люк «Лебедя» открытым, благодаря чему можно было отодвинуть медную планку, скрывавшую хрустальные кнопки, что при иных условиях было невозможно. И капитан дал себе слово никогда больше этого не делать.