Вода хлынула внутрь. Выкинуть ящик и в то же время вырваться наружу было делом момента. Подняв руки над головой и сильно работая ногами, Иванович стал всплывать кверху. Будучи выдающимся пловцом, он подымался значительно быстрее, чем на метр в секунду, иначе никогда не выплыл бы на поверхность. Что такое минута, но какой бесконечно долгой показалась она ему! Вода шумела у него в ушах, грудь давило от недостатка воздуха, а он еще не достиг поверхности. Еще несколько секунд — и его рот раскроется сам собой, а тогда он, лишившись чувств, будет поглощен водой! Еще усилие, страшное, мучительное усилие — и вот ему кажется, что он погиб! Мучительная боль в груди не дает ему дольше держать рот закрытым! Кровь стучит в висках, в мозгу, он не в силах более владеть собой и раскрывает рот. О, счастье, он вдохнул в себя свежий воздух, и ему сразу стало легко: он достиг поверхности, он спасен. С минуту он держался на воде, оставаясь на одном месте. Вот подле него всплыл маленький буек от каната, несколько запоздавший из-за своей тяжести. На озере все тихо; он медленно направился к берегу, толкая перед собой буек. Выйдя на берег, он тотчас же подтянул к себе белый жестяной ящик и ножом для откупорки консервов вскрыл его, поспешно оделся, засунул револьверы за пояс, зарядил свой карабин и, сбросив обратно в воду пустой ящик, пустился в путь вверх по берегу озера со стороны, противоположной той, где стояла усадьба Франс-Стэшен.
Что теперь делать и куда идти? Он находился в стране нагарнуков и ежеминутно рисковал быть задержанным кем-нибудь из туземцев. Если бы ему удалось благополучно добраться до территории нготаков, своих прежних друзей, то там нетрудно было бы достать себе проводника и вернуться в Мельбурн. Но у него не было ни гроша денег, ему нечем было подействовать на них. Устоят ли эти люди перед искушением выдать его врагам?
Ивановичу оставалось только одно: избегать всяких населенных мест, скрываясь целый день в буше, а идти только ночью.
Начинало светать; чтобы не быть кем-нибудь замеченным, Иванович забрался в буш, уходя все глубже и глубже в чашу, чтобы держаться как можно дальше от жилья своих врагов.
Пусть теперь Джонатан отправляется на «Ремэмбер» и обнаружит его бегство! Пусть даже разошлет нагарнукских воинов по всем направлениям разыскивать его: он сумеет укрыться от них в этой чаще!
С рассветом он добрался до конца леса. Перед ним раскрылась ровная зеленеющая долина, слева от которой тянулась цепь скалистых холмов; он направился туда в надежде найти какое-нибудь ущелье или пещеру, где бы можно было провести день до наступления ночи.
Он не ошибся. В конце узкой долины чернелось темное отверстие пещеры. Не без некоторых предосторожностей он вошел в нее: она вполне могла служить убежищем охотникам; ведь туземцы, охотясь на кенгуру, часто по четверо и по пять суток кряду ночуют в пещерах и гротах, коими изобилует Австралия.
Та пещера, куда теперь вошел Иванович, была, по-видимому, глубока и весьма обширна. Когда глаза его мало-помалу привыкли к царящей здесь темноте, он начал различать в глубине пещеры какую-то громадную черную массу. Он стал осторожно подходить ближе, и каково же было его удивление, когда он увидел здесь «Лебедя»!
Тотчас же ему в голову пришла мысль, что трое людей, взятых с собой капитаном, вероятно, спят теперь внутри судна. Эта мысль сильно смутила его. Он слишком хорошо знал Спайерса, чтобы допустить возможность, что тот оставит свое столь ценное изобретение без надежной стражи. Беглец собирался уже неслышно удалиться, чтобы не возбудить подозрений и не обнаружить своего присутствия. Но абсолютная тишина на судне ободрила его, и он решил выяснить, есть ли здесь люди. Затаив дыхание, он подкрался ближе; верхний люк был открыт. После некоторого колебания он решился наконец взойти на палубу. Нигде никого… Он заглянул вниз, под палубу; тоже никого.
— Ах, если бы я мог управлять им, — подумал Иванович, — была бы блестящая месть! Какой реванш! Но, увы, Джонатан строго хранит свои секреты!
Однако, вернувшись на палубу, Иванович заметил хрустальные кнопки на углублении, которые Виллиго забыл задвинуть медной дощечкой. Эта забывчивость вождя сыграла роковую ролы Иванович вздрогнул от радости.