У него нет больше в родном племени ни жены, ни детей; его права и имущество переходят к ближайшему родственнику; он считается как бы умершим. С разрешения своего господина он может взять себе другую жену и обзавестись новой семьей в том племени, к которому теперь принадлежит.
Этот обычай настолько глубоко укоренился у всех племен австралийских туземцев, что не было ни одного случая, чтобы австралиец не соблюдал его. Но случаи, когда воины отказывались принять «дар жизни», весьма часты, потому что редкий воин соглашается отречься от своего племени даже ради жизни; так, ни один вождь никогда не согласится принять «дар жизни» и всегда предпочтет ему самые страшные пытки и смерть. Пощаженные, которых в Австралии называют Тода-Нду, то есть «обязанный до смерти», обычно в семье благодетеля считаются скорее близкими людьми, чем слугами; они до самой смерти остаются как бы обязанными жизнью своему благодетелю и всегда проявляют по отношению к нему трогательную благодарность и преданность. Их положение несколько сходно с положением вольноотпущенников в Древнем Риме.
Поддавшись этой явившейся у него мысли, канадец продолжал свой расспрос.
— Воан-Вах женат?
— Нет, Тидана!
— Выдержал ли он испытания на звание вождя?
— Нет, Тидана, Птица-пересмешник — простой воин!
— И никто не станет оплакивать твоей смерти?
Бедняга задрожал всем телом.
— Отвечай мне! — настаивал Дик.
— У Воан-Ваха есть в его хижине старая мать! — отвечал пленник.
— Хорошо. Ну, а если я дарую тебе жизнь, примешь ты от меня «дар жизни»?
В глазах юноши блеснули слезы.
— Приму, Тидана!
— Будешь ли ты верен мне до самой твоей смерти?
— Клянусь тебе в этом, Тидана!
— Ну, так произнеси страшную клятву!
— Пусть мой дух, лишенный тела на погребальном костре, вечно блуждает по свету в образе каракула и никогда не будет допущен в блаженные охотничьи угодья предков, если я не сдержу своих обязательств! — проговорил отчетливо и не торопясь, с некоторой торжественностью, молодой воин.
— Хорошо, — сказал Дик, — встань, Воан-Вах, ты сохранишь свое прежнее имя!
— Благодарю тебя, Тидана! — отвечал юноша и разом вскочил на ноги.
— Теперь скажи мне, есть ли еще другие часовые по дороге отсюда к нашему большому поселку?
— Нет, Тидана!
— Тем лучше! — проговорил траппер и теперь уже смело пошел вперед в сопровождении Птицы-пересмешника. Спустя четверть часа оба они подошли к аванпостам Франс-Стэшена.
— Кто идет? — спросил густой бас Кэрби.
II
— ФРАНЦИЯ И КАНАДА! — ОТВЕЧАЛ ТРАППЕР, знавший пароль.
— А-а… это вы, Дик, — произнес фермер, — вас ожидают с нетерпением. Едва ли эта ночь пройдет благополучно: эти нготаки, как вы знаете, имеют привычку нападать незадолго перед рассветом… А это что еще за птица, кого вы тут с собой привели? — И Кэрби поднял свой фонарь к самому лицу туземца.
— Оставьте его, Кэрби, это мой Тода-Нду, обязанный мне до смерти! — отвечал канадец.
— А, это другой дело, — сказал фермер, — иди себе с Богом, никто тебя не обидит!
— Кто на страже сегодня? — спросил Дик.
— Ле Гуэн и Биган со своими матросами-нагарнуками охраняют блокгауз с трех сторон, а Коллинз с четырьмя приисковыми рабочими — с четвертой!
— А Джильпинг?
— Он здесь с нашими друзьями. Он намеревался провести ночь на прииске, чтобы наблюдать за работами!
— За какими работами?