— Как? Что вы хотите этим сказать?
— А вот что… после десяти, когда все французы покидают дом, там творится такое, чего никто не видел, и я тоже…
Виноторговец заметно начинал хмелеть, так как Люс, пользуясь каждый раз отлучками своего собеседника, выливал содержимое своего стакана обратно в пуншевую чашу, и таким образом споил хозяину чуть не обе бутылки шабли.
— Ну, и что же там делается? — спросил Люс со вполне естественным любопытством.
— Я, видишь ли, ничего не видел, но слыхал… Ведь недаром же у человека уши… Знаешь, они там по ночам, вплоть до утра, хохочут, кричат и поют, а огня не зажигают в целом доме… А иногда и ссорятся, и кричат, как бешеные и, вероятно, дерутся или борются, потому что оттуда слышатся вопли и стоны, точно кого-то мучают или истязают!
— А полиция не вмешивается?
— Ты забываешь, что это — дом посланника! Сюда полиция не смеет и носа сунуть… Кроме того, я уж так и быть скажу тебе, ведь никто ничего не знает… Это я только слышу: мои погреба тянутся до самого их дома и соприкасаются с их подвалами; нас разделяет всего только одна стена. Но во дворце об этом, вероятно, не знают, а то бы… Но там, наверное, совершаются недобрые дела!..
Торговец хмелел все сильнее и сильнее, и язык его становился все развязнее…
— Знаешь, я не раз видел, как ночью какие-то люди крадучись пробираются вдоль стены и не стучат и не звонят у калитки, которая как будто сама открывается перед ними… Раз даже, в собачью погоду, они приехали вчетвером в крытой карете, и я видел, как они вытащили из кареты связанного и скрученного человека, который бился, как рыба на суше, и я услышал, как один из несших его сказал: «Сдавите ему горло посильнее, если он не хочет держаться смирно!» Я чуть не лишился сознания… У меня холодный пот выступил на лбу… Генерал и господин Иван иногда выезжают вечером, закутанные в большие темные плащи, и дня по два-три не возвращаются домой; тогда говорят, что они уехали на охоту… Ну, что ты на это скажешь? Только смотри, не вздумай болтать об этом… Мне, быть может, не следовало говорить тебе все это, но у меня оно камнем лежало на сердце… Понимаешь, мне надо было перед кем-нибудь облегчить свою душу…
Но Люс уже только одним ухом слушал своего собеседника: его внимание было привлечено человеком, прохаживавшимся взад и вперед перед домом генерала.
— Ого! — подумал сыщик, — уж не разнюхала ли чего-нибудь полиция!
В этот момент свет фонаря упал прямо на лицо незнакомца, и Люс сразу узнал агента Фролера.
— Эге, он снова поступил на службу, а я слышал, что его отчислили за пьянство… Он, наверное, явится сюда, чтобы выведать что-нибудь у виноторговца. Но погоди, я подстрою тебе штучку! — мысленно рассуждал Люс.
— Вы знаете этого человека? — спросил он, указывая своему собеседнику на Фролера.
— Нет, я вижу его в первый раз!
— Ну, так я вам скажу, кто он! Это — сыщик, остерегайтесь его; он, наверное, придет сюда и постарается выведать у вас что-нибудь, а затем передаст все, что вы ему скажете, — и вы потеряете своих покупателей. Я его знаю!
— В таком случае, ни гу-гу!.. Сомкну рот, точно он у меня на запоре!..
— Я предупредил вас, а остальное уж ваше дело… Прощайте, хозяин… Мне пора идти.
— Так ты рассчитывай на меня; заходи завтра поутру; я тебе схлопочу место!..
Люс вышел и с порога лавки еще раз взглянул на человека, прохаживавшегося по улице.
— Это, несомненно, Фролер! Но что он делает здесь? Я это непременно узнаю…
С этими словами он прошел на улицу Фридланд и, сев там на скамеечку, продолжал наблюдать за всем, происходящим на улице Тильзит, совершенно пустынной и безлюдной в это время.
Спустя несколько минут Фролер вошел к винному торговцу и, выдавая себя за собрата, тоже торгующего напитками, попытался втянуть торговца в разговор. Но последний, предупрежденный заранее, упорно отказывался от всякой доверительной беседы. Видя, что намерение его не удается, Фролер вышел из лавки как бы под впечатлением новой мелькнувшей у него мысли и направился на улицу Фридланд, к той самой скамейке, где сидел Люс, делая вид, что он задремал.
Подойдя к нему, Фролер вдруг неожиданно выпалил:
— Нехорошо, патрон, бегать по следу бедняка-ищейки…
Люс разом вскочил на ноги.
— Тихо! Как ты меня узнал?
— Мне ли не узнать моего старого начальника и учителя?! Ведь я целых четыре года работал у вас! Мог ли я вас забыть?! Да и то сказать: я не столько узнал вас, сколько действовал просто наугад… Я видел в окошко, что вы не пили, а только подпаивали виноторговца, и сразу заподозрил в этом что-то неладное, а так как я знаю в лицо всю нашу бригаду, то подумал, что это могли быть только вы, и рискнул наугад. Как видите, хитрость моя удалась.