Когда темное подземелье осветилось, все разом воскликнули:
— Что это такое?
— Мистер Джильпинг, — спросил Оливье, — как вы думаете, не взрыв ли это каких-нибудь газов?
— Совсем нет, — авторитетно возразил геолог. — Сотни и тысячи лет прошли с тех пор, как все здесь смолкло и замерло в гробовой тишине. Эти вулканические извержения принадлежат вторичному периоду; и эти внутренние излияния лавы, эти ее потоки пришли сюда издалека, так как в Австралии нет ни малейших признаков вулканов. Есть основание предполагать, что эта лава нашла свой выход лишь в океан, чем и объясняется невероятное количество скал и островов у восточных берегов Австралии.
— Так вы полагаете, что эти подземные ходы могут тянуться на протяжении нескольких сот миль, вплоть до самого моря?
— В этом нет ничего невероятного! Земная кора тверда и плотна только на поверхности; а по мере того, как мы опускаемся на значительную глубину, в ней все больше встречается пустот, образовавшихся вследствие сжатия газов и водяных паров в момент охлаждения расплавленной массы. Кроме того, если бы это был взрыв подземных газов, то все мы непременно бы задохнулись. Затем, обратите внимание, порыв ветра, опрокинувший нас всех, пронесся не из глубины недр земли, а из длинного хода, которым мы шли!
— Это правда! — воскликнул канадец. — Я тоже это заметил!
— Что касается меня, — продолжал Джильпинг, — то я твердо убежден, что этот взрыв — дело человеческих рук, произведен с помощью нескольких фунтов пороха, взорванного на некотором расстоянии от нас, под сводами этого подземного хода, вероятно, с целью лишить нас возможности вернуться обратно на поверхность земли!
Произнесенные невозмутимо спокойным тоном, эти слова англичанина словно громом поразили его спутников. Несмотря на свое несомненное мужество, Оливье с легкой дрожью в голосе спросил:
— Вы уверены, что не ошибаетесь?
— Вполне уверен, да и запах пороха уже постепенно доходит до нас. Разве вы не слышите?
Действительно, запах пороха ясно чувствовался в воздухе; теперь уже не могло больше быть сомнения.
— Значит, мы погибли?! — воскликнул Оливье.
— Это еще неизвестно; я утверждаю только, что был произведен взрыв в подземелье, и нам теперь остается обсудить, что делать!
— Но кому это могло быть нужно? — воскликнул Оливье.
— Кому!? — повторил удивленно канадец. — Неужели вы не догадываетесь? Те, кто преследовал вас и в Петербурге, и в Париже, последовали за вами и в Австралию и с самого момента нашего отправления из Мельбурна идут по нашему следу, вместе с лесовиками, которые, очевидно, у них на жалованье. Это они натравили на нас дундарупов, рассчитывая убить нас, оставаясь сами в стороне, а когда это не удалось, они прибегли к последнему средству — к взрыву! Кажется, это достаточно ясно!
XIV
ОЛИВЬЕ НЕ СРАЗУ СОГЛАСИЛСЯ С КАНАДЦЕМ; он никак не мог допустить, чтобы враги его были до такой степени могущественными. Но потом, припомнив все события, сопровождавшие его путешествие по Австралии, сопоставил их с парижскими и петербургскими происшествиями и невольно пришел к убеждению, что старый Дик прав.
Горько было молодому человеку сознавать, что он побежден, что враги восторжествовали над ним.
— Неужели мы умрем в этом подземелье!? — вскричал он в невыразимом отчаянии.
— Успокойтесь, граф, еще не все пропало, — уговаривал его Дик. — Нет такого положения, из которого бы не было выхода. Я не теряю надежды вырваться отсюда и употреблю все усилия, чтобы вас спасти. Я вечно помню завет отца, который постоянно твердил мне: «Дик, если кому-нибудь из Лорагю д'Антрэгов понадобится твоя жизнь, отдай ее, не колеблясь».
Оливье, обливаясь слезами, молча обнял своего друга. Лоран тоже протянул графу руки и сказал с чувством:
— Возьмите и мою жизнь, граф! Я с радостью пожертвую ею ради вас!
Эта сцена тронула даже толстокожего Джона Джильпинга. Он смотрел на трех друзей во все глаза и посапывал носом, бормоча про себя:
— Кажется они люди порядочные, джентльмены. А я-то принимал их за беглых каторжников! Надо им помочь, тем более, что я и сам не имею ни малейшего желания погибать так нелепо!
Случайно расслышав эти слова, Дик сказал вполголоса своим друзьям:
— Я готов переменить свое мнение об этом англичанине. Он, оказывается, вовсе не такая скотина, какой я его считал!