Шатров. Не вышло нам спеть на заставе цыганские песни, зато я побывал в бою! Теперь я понимаю, что такое значит проучить! Я никогда не забуду лошадей, когда они заметались и вырвались из рук коноводов, потом закружили, бросились бежать вниз, вверх, на сопку…
Таня. Скажите, что с Кульковым?
Шатров. Чего не видал, того не видал. Кульков не пропадет! Несите, товарищи, а гитара будет у меня. Они к нам ходят затевать войну… Затеяли! Из тридцати двух восемь живых осталось, да и то двое у нас.
Его взяли на руки.
Один кричал… Чего он этим хотел добиться — не знаю!
Таня. Кто кричал?
Шатров. Офицер. Странная вещь — орет в руках у Цыгорина, как малютка, — а человек взрослый, в амуниции… воин! Смешная вещь! Прощайте, Таня!
Шатрова уносят. Вбегает, одеваясь на ходу, Софья, с домашними вещами в руках.
Софья. Я поеду с ними в город, а ты никуда отсюда не уходи, ты оставайся и нас жди!
Таня. Постой! Как его ранили?
Софья. Пустое! Царапина… пройдет!
Таня. Не обманывай, Софья, не надо! Я пойду к нему!
Софья. Нет, нельзя… у него сейчас забытье! Врач к нему не пускает. Что я говорила?.. Да, вот видишь, я немного распустилась.
Таня. Соня, зачем тебе эти вещи? Зимнее пальто зачем?
Софья. Отбери, что надо. У меня в голове нехорошо. (Села). Сейчас я соберусь с мыслями. (Наблюдает, что отбирает из вещей Таня.) Это его документы. Дай мне. Родителям писать?
Таня. Когда у него опасность пройдет, известим… или уж… Понимаешь?
Софья. Когда все пройдет — известим стариков. (Встала). Пора мне! Нельзя задерживать. (Целует Таню.) Привечай бойцов. За меня оставайся, Таня! (Уходит.)
Таня. Теперь совсем никого! Может быть, так начинается война? Стоять и рассуждать бесполезно. Я им приготовлю чай! Крепкий чай! Он любит густой чай без сахара. Я привыкну! (Уходит.)
Появляются Мансуров и повар Долгий.
Мансуров (продолжает в чем-то убеждать Долгого). Зачем тебе гранаты бросали? Шутки строили, да?
Долгий. Гранаты бросали с целью поражения.
Мансуров. А я что говорю тебе, чудак?
Долгий. Теперь, отойдя от шума, понимаю. Горячие ведь были гранаты. Слышишь, Мансуров? А у меня руки к горячему привыкли. Я ничего.
Мансуров. Ты оказался очень боевой повар. Ты молодец, товарищ Долгий!
Долгий. Хвалишь, а что мне будет от начальника за то, что печь бросил? Ни под каким видом не могу сидеть на кухне! Разулся и босиком за вами жарил!
Мансуров. И дрался босиком?
Долгий. Извини! Как вас нагнал, то сел за камушек и обулся. Я сапоги при себе держал. А теперь не могу на кухню войти. Что с козами — не знаю.
Мансуров. Сгорели?
Долгий. Считаю, да!
Мансуров. Почему же ты не вынимал мясо?
Долгий. В тревоге забылся.
Мансуров. Знаешь, Долгий, пять суток тебе надо дать за такую вещь. Иди на кухню!
Долгий. Не могу. Боюсь на жареное глянуть!
Мансуров. Какое блюдо испортил! Пять суток тебе дать надо!
Входит Таня.
Таня. Азиз, Долгий… живы, здоровы? И цветы целы?
Мансуров (увидел цветы на себе). Правда, целы.
Долгий (уныло). Живы.
Таня. Ничего не скрывайте… Что еще?
Долгий. Теперь не скроешь.
Таня. Говорите скорее… Умоляю вас!
Долгий. Вы на кухне не были?
Таня. Была… сейчас.
Долгий. Как печь?
Таня. Горит.
Долгий. Понятно…
Таня. И вы можете думать о печи?
Долгий. А о чем должен думать повар? Я в бой полез, куда меня не просили, а мясо…
Таня. Мясо готово, хоть сейчас подавайте. Я чай грею.
Доилгий. Вот дорогие люди, Мансуров! (Тане). Примите от Долгого пламенную, сердечную… Эх вы, дорогие!.. (Вынул из кармана свой колпак, надел и ушел.)
Мансуров. Настоящий человек.
Таня. Не понимаю, почему?
Мансуров. Я тоже не понимаю, как можно обратно гранаты бросать? Ему под ноги падает граната, которая должна сейчас разорваться, а он кричит Черкасову: «Граната упала!»