Софья. Таня, ведь все может быть… А старики?..
Таня (думающе). Да-да-да… Если будет несчастье, то они не переживут. Я думала. (Вдруг.) Софья, ты не обижайся и дай мне самой решить. Может быть, я давно все передумала и решила?!
Софья (ласково). Таня…
Таня молчит.
Помнишь, ты ведь полковнику женой начальника отрекомендовалась, а полковник это принял всерьез!
Таня. К чему ты вспомнила?
Софья. Любит тебя Алексей Степанович! Вот к чему я вспомнила.
Таня. Не знаю, не чувствую, чтобы он меня любил…
Софья. Все бойцы чувствуют, а вы оба стали слепые и бесчувственные!
Таня. Софья, любит, а?.. Скажи, что ты головой ручаешься!
Софья. Ручаюсь!
Таня. Подумай сама, как же смогу бросить этот дом?
Входит Черкасов. Таня увидела его, уходит.
Черкасов. Что она говорит?
Софья. Она правильно говорит, Алексей Степанович! Не может девушка оставить наш дом. Она не помешает.
Черкасов. Я не говорил, что она помешает. Софья Андреевна, пожалуйста, не отпускайте ее от себя. Хорошо?
Софья. Хорошо, Алексей Степанович!
Входит группа бойцов. Среди них Шатров.
Шатров (продолжает рассказывать)…. Вы считаете, что мы мученики?! (Черкасову.) Товарищ начальник, они нас считают за «умер бедняга в больнице военной». Я вам могу сыграть «умер беднягу». (Молча, серьезно играет на гитаре и поет известную песню русско-японской войны.)
Азиз!
Мансуров. Я.
Шатров. Чем с кухни пахнет?
Мансуров. Ты лучше спроси, чем с границы пахнет?
Шатров. Товарищ начальник, прекратить? Не время?
Черкасов (недовольно). Мансуров… (Недовольно покачал головой.) Товарищу Шатрову все известно.
Шатров. Но я хотел продолжить наш концерт.
Черкасов. Я не запрещаю! Мы на своей заставе живем, как жили. Мы своих праздников не отменяем. Понятно говорю?
Голоса. Понятно, товарищ начальник!
Входит старшина.
Старшина. Полковник прибыл, товарищ начальник!
Черкасов и старшина уходят.
Цыгорин (Мансурову). Чем с границы пахнет, мы это понимаем, а чем у нас с кухни пахнет? Расскажите!
Мансуров. С кухни несется запах шашлыка. Продолжайте, пожалуйста!
Шатров. Позвольте, на чем мы остановились? Вы считаете нас мучениками? Я, конечно, никому не желаю получить японскую пулю. Серьезно говорю. Но сам никак не сожалею, что попал в госпиталь. Я получил триста пятьдесят семь писем. От кого? За что? Иной раз читаешь, и слезы бегут… Стыдно, а чувство давит, понимаете ли… Мы спали в цветах, как магометанские красавицы… Но брат, бродяга, подводник в Балтике, прислал открытку, где написал одно слово: «Завидую». А я ему ответил телеграммой: «Служи!» Пойдемте к Долгому. А то обидится человек. Там я вам и расскажу, как мне фокстротом ногу лечили.
Кто-то из бойцов. Ври!
Шатров. Профессор прописал — три раза в день фокстрот-гимнастика. Я весь госпиталь обучал танцам. Пошли к Долгому!
Уходят. Входят полковник Копылов, Черкасов, Бахметьев.
Полковник. А еще какие новости?
Черкасов. Сейчас мне передали, что японцы на границу подвезли батальон пехоты. Приехали без света. Спичек не зажигают!
Полковник. А на нашей границе будет покой и тишина… Надеюсь, что командиры Пади Серебряной не позволили себе ни одного лишнего жеста!
Черкасов хотел отвечать, но полковник перебивает его.
А ты не хорохорься, товарищ начальник! Я же говорю — не позволили. Бойцы положение дела знают?
Черкасов. Все знают, вплоть до повара, товарищ начальник!