1938
Детство
Ничего мы тогда не знали,
Нас баюкала тишина,
Мы цветы полевые рвали
И давали им имена.
А когда мы ложились поздно,
Нам казалось, что лишь для нас
Загорались на небе звезды
В первый раз и в последний раз.
...Пусть не все нам сразу дается,
Пусть дорога жизни крута,
В нас до старости остается
Первозданная простота.
Ни во чьей (и не в нашей) власти
Ощутить порою ее,
Но в минуты большого счастья
Обновляется бытие,
И мы вглядываемся в звезды,
Точно видим их в первый раз,
Точно мир лишь сегодня создан
И никем не открыт до нас.
И таким он кажется новым
И прекрасным не по летам,
Что опять, как в детстве, готовы
Мы дарить имена цветам.
Цветные стекла
Покинул я простор зеленый
И травы, росшие внизу,
Чтобы с веранды застекленной
Смотреть июльскую грозу.
И, в рамы тонкие зажатый,
Такой привычный, но иной,
На разноцветные квадраты
Распался мир передо мной.
Там через поле шла корова,
И сквозь стекло была она
Сперва лилова и багрова,
Потом желта и зелена.
Но уж клубились вихри пыли,
И ливень виден был вдали,
И в пестром небе тучи плыли,
Как боевые корабли.
И, точно пламенем объята,
Сосна, где с лесом слился сад,
Вдруг из зеленого квадрата
В багровый вдвинулась квадрат.
И разбивались о карнизы
Потоки крупного дождя,
И пылью опускались книзу,
Из цвета в цвет переходя.
И тучи реяли, как флаги
На древках молний,
И во мгле
Чертили молнии зигзаги
И льнули к трепетной земле.
Так, по земле, тоской объяты,
Под ветра судорожный вой
Они прошли
Сквозь все квадраты —
И цвет не изменили свой.
«Вдали под солнцем золотились ели...»
* * *
Вдали под солнцем золотились ели,
А здесь, отвергнув животворный зной,
Шуршал камыш и лилии горели
Прозрачной, нездоровой белизной.
И, на меня уставив изумруды
Недвижных глаз, бездумных, как всегда,
Лягушки, точно маленькие будды,
На бревнышке сидели у пруда.
Молчали все цветы на стеблях тонких,
И тишина, казалось мне тогда,
Давила на ушные перепонки,
Как на пловца глубокая вода.
Но слышалась мне в длительном молчанье
Болотных трав, видневшихся вдали,
Невидимая дрожь существованья,
Корней шуршанье в глубине земли.
Тревога
Тревожные взревут сирены —
И сразу в город хлынет мгла,
И в темноту уйдет мгновенно
Адмиралтейская игла.
Погаснут лампочки в витринах,
Замглится невская вода, —
Так, свет ненадобный отринув,
Померкнет город, — и тогда
Из высоты глухой и черной,
Из поднебесной высоты
Услышишь рев многомоторный,
Нежданный шум услышишь ты.
Не птиц ли то враждебных стая
Летит сюда издалека,
Туманом черным обрастая
И прободая облака,
Летит в тумане ядовитом,
Летит, пощады не суля,
Росою смертной — люизитом —
Кропить асфальты и поля?
Но, точно скальпель неподкупный
В хирурга опытной руке,
Прожектор луч отбросит крупный
И вскроет мглу.
И вдалеке
Увидишь ты:
светлей зарницы,
Быстрей разящего клинка,
Летят серебряные птицы,
Расталкивая облака.
И, как невянущие маки,
На крылья им нанесены
Опознавательные знаки
Твоей единственной страны.
Над городом и над тобою,
Как нарастающий прибой,
Они летят, готовы к бою.
Кто знает — может, завтра бой.
После дождя
Пробрались мы лохматым лугом
Туда, под лиственный навес,
Где капли стряхивал упруго
И охорашивался лес.
И запах луговых растений
Теснил дыхание в груди,
И наши сдвоенные тени
Шагали молча впереди.
И радуга из-за болота
На дальний опиралась лес,
Как триумфальные ворота
Для нас открывшихся небес.
Подражание английскому
«Скорее станет сушь водой
И мгла сойдет за свет,
Луна покажется звездой
И утвержденьем «нет»,
На камне вырастут цветы
И крылья обретут кроты, —
Чем мы расстанемся с тобой» —
Так говорила ты.
На камне не растут цветы,
В земле по-прежнему кроты —
Не надо крыльев им.
И только ты,
И только ты
Отчалила с другим.
Вода — по-прежнему вода,
Луной — луна,
Звездой — звезда,
И мглою — мгла,
И светом — свет
Остались навсегда.