Встал он на стезю иную —
Не блатную, не дурную,
Не враждебную уму.
Жил не горько и не хмуро —
Но во сне архитектура
Часто виделась ему.
Обращал он камня глыбы
В лебединые изгибы
Легких арок — и в тиши
Строил город белостенный;
Был тот город сокровенный
Двойником его души.
Эта жажда созиданья,
Загнанная в глубь сознанья,
Пробуждаемая сном,
В час рассвета отлетала,
Забывалась, выцветала
В освещении дневном.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он уже — в чинах научных;
Издан ряд благополучных
Добросовестных трудов...
Он не будет строить дивных,
Сказочно-гостеприимных
Беспечальных городов.
Но порою тайный гений
Созидательных видений
Вновь склоняется над ним —
И во сне старик почтенный
До утра возводит стены,
Жаждой творчества томим.
Строит он немые склепы
И безрадостно-нелепый
Дом, похожий на тюрьму,
И трагические башни,
Под углом крутым и страшным
Наклоненные во тьму.
«Хорошо мне иль худо...»
* * *
Хорошо мне иль худо,
Враг со мной или друг —
Это всё-таки чудо —
Всё, что вижу вокруг.
Мир земной, повседневный,
Мир, где был я рожден, —
Мир необыкновенный,
Будто сбывшийся сон.
Пусть обиды, напасти,
Пусть негладко живу, —
Это все-таки счастье —
Жизнь прожить наяву.
1985
Беседа
Залетел недавно Демон
Познакомиться со мной,
Побеседовать на тему
О судьбе своей земной.
Помахав крылатой дланью
И ответив на поклон,
На людское невниманье
Начал жаловаться он.
Из поэм и из картин он
Нынче изгнан без суда —
А ведь как ему фартило
В стародавние года!..
Мол, и Лермонтов, и Врубель
Понимали, что к чему, —
Почему ж идет на убыль
Уважение к нему?!
«Разве есть меня кто хуже?! —
Крикнул он, впадая в раж. —
Разве более не нужен
Отрицательный типаж?!»
Я в ответ:
«Товарищ Демон,
Я желаю вам добра.
Вы стары душой и телом,
Вам на пенсию пора.
Ваша техника убога
И грехи невелики —
Пожилого педагога
Превзошли ученики.
Я — не самый злой на свете,
Но признаюсь без прикрас,
Что на нынешней планете
Даже я вреднее вас».
На первой мировой
В скромном провинциальном музее
Умирает солдат на войне.
Клочья копоти давней осели
На потрескавшемся полотне.
Кто приложит немного старанья,
Кто присмотрится — тот разберет
Потускневшую надпись на раме:
«Вспоминайте пятнадцатый год».
Неизвестный солдат умирает
У воронки под мелким дождем,
Белый свет навсегда покидает
В год, когда я на свет был рожден.
Не помог ему крестик нательный
Разминуться с кровавой бедой, —
От осколочной раны смертельной
Умирает солдат молодой.
Умирает — а смерти не будет.
Пригвожденный к музейной стене,
Умирает, чтоб помнили люди
Всех погибших на давней войне.
Петр
Порою видится он мне
Не в камне и металле,
Не на могучем скакуне
И не на пьедестале.
Он предстает мне ямщиком
И зорким, и упрямым,
А путь — все в гору прямиком
По рытвинам и ямам.
И, если очень нелегка
Становится дорога,
Он спрыгивает с облучка —
Коням нужна подмога.
Забыв про свой высокий сан,
Решает дело просто —
Идет, подталкивает сам
Истории повозку.
Идет — не добрый и не злой,
И не священноликий,
Не возвеличенный хвалой,
А попросту — Великий.
Платоническая баллада
Он приметил ее в весеннем саду
На берегу крутом.
«Кого ты ждешь?»
«Не тебя я жду,
А того, кто придет потом».
Ни о чем он больше ее не спросил.
Он ушел и, забыв покой,
Все просторы мира исколесил,
Но не встретил второй такой.
До сих пор он помнит ее ответ,
До сих пор он в нее влюблен.
Одиноко живет он на склоне лет,
И всё круче, всё круче склон.
И она одна, до сих пор — одна,
И не в радость ей отчим дом...
В весеннем саду не знала она,
Что никто не придет потом.
Признание честолюбца
Я верю, что вверх я шагаю,
Взбираюсь на горный карниз, —
Но камни, меня обгоняя,
Всё катятся, катятся вниз.
Ввысь, на поднебесную крышу,
Сомненья и страхи гоня,
Взберусь я — и сразу услышу:
Внизу прославляют меня.