Пока «винопольщик» думал да гадал, Петр решил взять каменоломню в свои руки. Он рассуждал так: начнут класть чугунку — быть ему богатым. Не будет чугунки — опять же не в убытке: мир строит церковь, понадобился материал, — пожалуйста: камень, известка — рукой подать, а уж он не прогадает.
Петр ходил по заброшенной каменоломне, прикидывал, заставлял Андрияна то там ударить ломом, то здесь: пробовал крепость породы.
— Ежели сделать все как следует, камень ломать можно. Конечно, береженого бог бережет, человека с умом и камень не ушибет, — определил Петр, когда осмотр был окончен.
— Не пойдут, — отмахнулся Андриян. — Камень наши мужики ломать не полезут. Я их знаю.
— Да еще как пойдут! Чего им зиму-то делать? На печке бока пролеживать? Мне бы на первый случай человек десять поотчаяннее набрать, а там валом повалят. Я тебя главным приказчиком сделаю, желаешь?
— Ну нет. Убьет кого — я же в ответе. Тебе бы улусовского немца, вот фигура. Этой собаке, хоть все мы околей, — нипочем!
— Да-а, Карла Карлыч, он бы, конечно… А то иди, жалованье положу. Что тебе в стариках-то вековать?
— Жди от тебя жалованья, — буркнул Андриян. — Нет уж, мозгуй как знаешь.
Петр решил завтра же сходить в Улусово договориться насчет аренды каменоломни.
В тот же день за вечерним чаем Викентий сказал Тане, что он написал царю письмо, где взывает к его милосердию, просит своим словом предотвратить кровавые последствия, могущие возникнуть в будущем.
— Папа! — Таня нахмурилась. — Неужели мне опять надо повторять, что царь не в силах что-либо сделать, будь он даже самым распрекрасным человеком. А ведь известно, что он мстительный, мелкий человек и умом не выше Улусова. Неужели ты этого не понимаешь? Интересы Улусовых — его интересы. Пойми это!
— Мое пастырское назначение состоит в том, чтобы напоминать грешникам: господь многотерпелив, но страшен гнев его.
— Значит, Луку Лукича били за то, что он прогневал бога? — допытывалась Таня, хотя и знала, что ее вопросы очень неприятны отцу.
— Я не о том.
— А за что господь гневается на Андрея Андреевича? — Таня рассердилась. — Не говори вздора.
— Что ж ты прикажешь делать? — Викентий тоже рассердился. — Молчать?
— Я тебе говорила и опять скажу: сними рясу. Ты ведь и в бога-то не веруешь.
— Перестань, Татьяна, я не потерплю таких разговоров.
— Ты калечишь свою совесть. Ты лжешь на каждом шагу.
— Ты говоришь вздор! — резко остановил ее отец. — Я священник и священником останусь.
— Тогда служи свои обедни и не лезь с письмами к царю.
— Как священник я должен поднять свой голос за примирение.
— Нет, ты лучше подними свой голос против Пыжова и против тех, кто держится за Пыжовых. И против того, кто является главной причиной всех несправедливостей, — против строя.
— Чего ты хочешь от меня? Чтобы я поднял руку на государя? Одумайся! Ну, ладно, бог с тобой, Таня. Мы еще посмотрим, кто из нас прав, ты или я. Только не сердись на меня.
Викентий поцеловал ее.
— Ей-богу, папа, — со смехом сказала Таня, — хоть бы ты в карты, что ли, играл. Или за Ольгой Михайловной поухаживал. Ты нравишься ей…
— Перестань говорить глупости. Я священник, ты забыла? — сурово возразил Викентий. «Нравлюсь?» — подумал он, а вслух, как бы отвечая на свои сомнения, проговорил: — Можно не пить, не играть в карты, не ухаживать за женщинами и быть рабом греха. Это страшнее всех других грехов.
— Да, это так, — рассеянно отвечала Таня. — А Ольга Михайловна тебе нравится?
— Таня, я бы попросил тебя… — Викентий чувствовал, как его лицо медленно заливается краской смущения.
— Если бы ты захотел, она пошла бы за тебя замуж, — с грустью заметила Таня. — И так бы это было хорошо. Я так ее люблю!
Викентий порывистым движением отодвинул стул.
— Я тебе уже сказал, — дрожащим голосом выговорил он. — Я тебя просил… — И вышел из столовой.
Вот тут-то Таня и поняла все, и так ей стало жаль отца и так тяжело сделалось на сердце, что она расплакалась.
Вошла Катерина и сказала, что Таню спрашивает Ольга Михайловна. Таня привела себя в порядок и вышла. Ольга Михайловна ждала ее в саду.
— Маленький у нас сад, но я не променяла бы его на улусовский. Здесь мне все так дорого.
— Только сыро очень! — Ольга Михайловна зябко повела плечами.
— Как у тебя дела со школой?
— Понимаешь, вдруг вваливается лавочник и на самом почтительнейшем диалекте выражает желание помочь. Предложил в кредит железо, гвозди и все что надо.